Алексей Левин - Больше боли. Книга 3. Без/болезненно

Я настолько увлекся своими воспоминаниями, что даже не сразу услышал знакомый рокот моторов. Бросил в урну дотлевшую сигарету, встал, торопливо отдувая от себя сигаретный дым. Приветственно махнул рукой показавшимся во дворе байкерам.

– Дарова, – Лега вскинул на меня свои светлые глаза, подняв стекло на шлеме, – ну что, готов?

– Всегда готов. – Я рассмеялся, мгновенно чувствуя, как ведет голову. То ли на старых дрожжах от выпитого вчера коньяка, то ли еще от чего…

– Тогда погнали. – Он кивнул на место за собой.

Я сел на байк, ощутив себя тем самым неуклюжим рыцарем в доспехах, которому вассал почему-то отказался помочь. Запоздало вспомнил, что надо надеть шлем и перчатки. Начал все это впопыхах делать, пока остальные ждали. Вечно со мной так, когда хочу произвести впечатление. Хотя какое впечатление может оказать человек, сидящий сзади на мотоцикле, если он не девушка в обтягивающем кожаном костюме?

Соколы выбрались на окраину города, встали на крыло. Понеслись навстречу разгорающемуся дню по почти пустынной трассе. Я смотрел в спину Леге и кусал губы. Такой невозможно близкий и одновременно с этим далекий, словно северный полюс на соседней натуральской планете. Сильно ли бьют байкеры, если поцеловать одного из них? Если несильно, я готов потерпеть. А если сильно – то не в первый раз. Вот бы Лега знал, о чем я думаю, когда внешне равнодушно дотрагиваюсь до его плеча, седлая байк. Наверное, скинул бы одним ударом локтя. Сразу в сердце и на обочину.

Я тяжело вздохнул, отрывая взгляд от его плеч в кожаной куртке. Нас обогнал спортивный байк Сэма, и я невольно остановил взгляд на его спутнице, приникшей против всех правил слишком близко к его спине. Его подружка (если честно, я не особо запомнил ее имени, потому что Сэм менял девушек слишком часто) обняла байкера, прижавшись грудью к нему, перекрестив руки где-то у него на животе. У спортивных мотоциклов сиденье пассажира немного выше, чем водителя, и можно было бы списать на то, что это ее так прилепило к нему не простой плотской страстью, а банальным недостатком места между двумя сиденьями.

Этим девушкам вообще все можно, подумалось мне, когда я с досадой повернул голову вправо и стал смотреть на пролетающие мимо нас луга с возвышающимися ЛЭПами. Вот даже менты бы не оштрафовали, честное слово, если бы она, не отрываясь от своего байкера, начала медленно высвобождаться от кожаного облегающего костюма, а потом они бы трахнулись прямо на мотоцикле, не сбавляя ходу, под одобрительные возгласы прохожих и благословление родителей, работников ЗАГС и остальных лиц, заинтересованных в деторождении.

Я осознал, что мысли мои становятся все мрачнее и решил, что надо остановить этот клубок. Мы с Венерой Николаевной делали такое упражнение на личных встречах: ловишь себя на неприятной мысли, а затем начинаешь понемногу разворачивать этот нервозный клубок, разматывая нитки и ослабляя узелки. Ловишь ассоциации, определяешь, где ты свернул не туда. Наконец, приходишь к основной причине того, почему тебе вдруг стало так плохо.

Когда в руках у меня остались только распутанные нитки, я осознал, что причиной всему – спина, сидящая сейчас передо мной. Спина и невозможность выразить свои мысли и чувства ее обладателю.

Лега был со мной все это время. Вначале в отделении, затем на приеме, а потом и просто так: в «Абордаже», в телефоне, на выходных. Он даже поначалу подвозил меня до офиса Венеры Николаевны в центре города, потому что подозревал, что я могу слиться и почему-то был чрезвычайно заинтересован в том, чтобы мне действительно стало лучше. А потом мы просто стали общаться с ним почти каждый день – если не лично, то в мессенджере. Списывались утром, делились планами на день. Днем отправляли друг другу всратые приколы и мемы. Иногда обсуждали просмотренные когда-то фильмы и прочитанные книги.

Я даже сначала не понял, как именно все это произошло. Когда конкретно я начал зависеть от того, чтобы прочитать от него совершенно ничего не значащее «Боброе утро!» или «Вправлял только что сустав. Ты бы слышал этот музыкальный хруст». Я иногда даже опаздывал со своими заказами, потому что мы писались с ним с шести вечера и до полуночи. В нашей переписке не было вроде бы ничего конкретного. Но каждое слово, каждое прочитанное сообщение, каждая фотка с его или моей работы – все это вдруг стало для меня очень ценным и значимым. Тем, без чего я, когда выпал первый снег, уже не мог жить прежней жизнью.