Irizka2 - Предварительное дознание

– Этого парня, кстати, душили не руками, а верёвкой, – заметил патологоанатом, указывая на последнюю жертву.

– Любопытно, почему он решил сменить способ убийства, – детектив снова стал ощупывать кожу на шее мертвеца.

– Возможно, это не тот же убийца, что был в прошлый раз, – я равнодушно повёл плечами, а Сайман смерил меня презрительным взглядом.

Конечно, толпа линчующих им сейчас была ни к чему. Ведь правительство всеми способами пыталось убедить нас, что всё нормально, жизнь налаживается, а прирост населения обещает, что в будущем у наших детей будет прекрасная возможность завести себе семью. Только не уточняя с кем – с женщинами или омегами.

В тридцать втором маньяков, желающих избавиться от омег, было немало. Наверно, это послужило ещё одной причиной, разрешающей скрывать информацию о поле. И я уверен, огромное количество омег благодарно изменениям. А сколько погибших благодарны убийцам? Думаю, немало…

2037. 22 апреля.

Берлин. Аллея Пренцлауэр.

Wir träumen jetzt noch schlimmeren Traum …

… daran nicht nur Götter zerbrechen.

Erschufen Atome im Weltenraum…

… um die Gottesleichen zu rächen…

(KMFDM – Splatter)

По утрам Берлин напоминал мне город-призрак Ордос. Низкое вязкое небо, солнечные блики в зеркальных поверхностях многоэтажек, густой туман в низинах и мутный, желтоватый дым городского смога. Я любил прогуливаться на работу пешком, обходя пустые скверы и парки, заглядывая в заколоченные витрины оставленных магазинов и брошенные дома. Сонный город казался мёртвым. Пустым и ненужным. Временами я мог представлять себя героем постапокалиптических приключений и, петляя под арками обшарпанных мостов, высматривать бродящих на горизонте мутантов.

Во времена моего детства в городе проживало почти четыре миллиона человек.

Сейчас в Берлине много свободного жилья. Около тридцати процентов квартир не заняты. Пустующие районы государство пытается заполнить молодыми семьями или переселить в муниципальные дома жителей ещё более опустевших городов. Переезд в столицу из маленького Ульма или разорённого Эрлангена – хорошее вложение в будущее. Но переезжать особо некому.

Изменения в мире и в жизни людей не везде прошли гладко. Нетерпимость и жестокие законы восточной Европы не позволили людям принять беременных мужчин. Разобщённость и бедность стран третьего мира лишили часть населения возможности получить лекарство, и некоторые районы полностью вымерли. Глубоко религиозные люди отказались принимать лекарство сами. А в коммунистических странах правительство уверяло, что вакцина – это диверсия и попытка убить оставшихся граждан. Образцы им были переданы, и я уверен, что верхушка общества получила свою долю, остальным же было сказано, что их медицина создаст своё лекарство. Последние пять лет новостей почти не поступало: жёсткий контроль и военные кордоны на границах лишили меня дальнейшей информации об их жизни. Во многих среднеазиатских странах омег казнили как противоречащих Корану и оскорбляющих веру своим существованием. В африканских странах омег во время течек приковывали к позорным столбам, и все желающие могли с ними совокупиться. Я слышал, даже в прогрессивных странах людей заставляли принудительно сдавали кровь на определение пола, и омег расстреливали прямо за медицинской палаткой.

Омег забивали камнями, сажали в камеры, пытали, кастрировали. Мне страшно представить каково было живущим там мужчинам – после принятия вакцины внезапно стать изгоями и врагами всего народа. Я откровенно презирал эти нации, и радовался грядущему самоуничтожению населения, ведь оставшиеся женщины не смогут поддержать их существование…

В здании Аксель Шпрингер жизнь зарождалась только после девяти, так что в восемь я мог беспрепятственно попить кофе в общем зале перед телевизором, забросив ноги на журнальный столик. Народу в здании было немного – низкая населённость крупных городов подарила нам свободное пространство и огромное количество рабочих мест. Только работу предлагали женскую, которую нормальный мужчина счёл бы слишком низкооплачиваемой или непрезентабельной. Женщины выполняли всё без вопросов. И после этого кто-то может говорить о том, что раньше не было гендерного неравенства?

Когда кофе был выпит, а все свежие новости прочитаны, большая часть сотрудников находилась уже на местах. Ко мне же подсела Лори, жена Матиаса Дёфнера – нашего гендиректора – и одна из двух женщин, работающих в Ди Вельт.