Саша Перкис - Мои предплечья сжёг рассвет

Предупреждение для читателей

Книга 18+, это значит для взрослых, как и все книги в моём профиле, поэтому если тебе нет 18, пожалуйста, покинь страницу!

В книге есть упоминания суицида, насилия, в том числе сексуального, склонения к проституции, но без подробностей. В целом книга пишется на позитивной ноте, потому что я сам человек достаточно слабонервный.

Все персонажи на момент повествования совершеннолетние. Близнецам 19-20 лет. После долгих размышлений я принял решение несколько пренебречь правдой жизни и вынести эпизод с упоминанием проституции за пределы детдомовского несовершеннолетнего периода, поскольку, по большому счёту, это значительно ситуации не меняет.

Ещё один спорный момент в книге – инцестные отношения между близнецами. Оговорюсь, что по закону РФ сексуальные отношения между прямыми родственниками по обоюдному согласию не преследуются. Не заключаются браки, а всё остальное нам на откуп. Тем не менее, многим претит эта тема, так что я сразу предупреждаю, нц будет и не просто сцены, а, как сейчас называют, "тройственный союз" ещё с одним персонажем.

Последнее, о чём хочу упомянуть в этом предисловии – наличие в книге квир-персонажа.

Феофаныч был крепким поджарым мужиком, не потерявшим хватки, несмотря на возраст. Если уж он хватал за зад, то так, что хотелось выть и подставляться, что Таличка и делал, облизывая взглядом яркие цветные татуировки на мускулистых руках. Только сам Виталя был строго воспитан в семье педагогов, поэтому, пока всё происходило молча, он ещё мог поддаваться, закусывая губы и откидывая назад голову, но вот когда Макар начинал жарко шептать ему на ухо скабрезности о том, как именно он обойдётся с "этими мягкими булочками", тут уже три поколения советских учителей восставали в молодом человеке социалистическим фронтом, он гордо расправлял свои худые плечи и с видом оскорблённой невинности и слезами в глазах покидал поле битвы. Пусть его задница действительно была невинной и не искушенной ничем, кроме библиотечных стульев, но вот слёзы-то в глазах стояли исключительно от досады, что он вновь вынужден уйти ничтоже вздрочнувши в первозданной чистоте.

Однако в этот раз Феофаныч как-то удержался от ремарок о "розовых горошинках" и "сахарном стручке", а вместо этого с утроенной энергией щупал у него в штанах, прижимая Таля к стене рядом с дверью в свою комнату и доводя его до сладкой дрожи. И в тот самый момент, когда парень уже бесстыдно стонал под натиском умелых пальцев, над самым его ухом прогремело:

– Дравь! Жлай! Тварщ! Майор!

Это Прохор вернулся с охоты и сейчас ухмылялся, оглядывая их с головы до пят своими блестящими чёрными глазами чуть навыкат. Утреннее солнце из окна в конце коридора скользило весёлыми лучами по деревянным панелям. В доме ещё было тихо, и появление егеря было полной неожиданностью.

Виталий не знал, куда деваться от стыда, одновременно запахивая пижамную рубашку и заправляя длинные русые волосы за оттопыренные в стороны уши. Краснел он, мгновенно становясь пунцовым, так что даже широкие рыжие кляксы веснушек, которые ему не удавалось ни стереть, ни запудрить, совершенно исчезали с его лица.

– Пр-р-о-ошка! – резные ноздри у Макара раздувались, как у бешеного быка, да и как иначе, ведь он почти инфаркт испытал. – Мать твою!

– Что вы, как дети, ей-богу! – хохотал тот, заслоняясь от Феофаныча локтем. – Идите уже потрахайтесь нормально. Чтоб до кр-р-рика, – последнее он добавил уже Виталию. – Такой мужик, Виталя! Смотри! Я ведь ломаться не буду, – и сделал вид, что собирается поцеловать Макара, но тот с силой шарахнул егеря об стену, бормоча проклятия. Прохор хохотнул, глядя, как Таля несётся по коридору к лестнице. – Я ж как лучше хотел… Есть же баня или «улей», в конце концов! Кстати…

– Ну, что ты мне вечно под ногами путаешься, Прохор! – с досадой перебил Феофаныч, хлопая ладонью по голой ноге – кроме слипов, на майоре ровным счётом ничего не было. – Мне его теперь ещё неделю раскручивать придется! Как будто не знаешь, как он всего стесняется!

– Седина в бороду, – притворно осуждая, покачал головой егерь и тут же получил лёгкую затрещину – Феофаныч был на голову ниже его и не дотягивался, чтобы врезать от души.

– А может, ты и прав! Куда мне, – разочарованно вздохнул Макар. – Парень молодой. Писатель, – протянул он со значением.

– Феофаныч, хватит сопли жевать, дело есть, – перебил Прохор и зашел за ним следом в его комнату.