Маркиз де Сад - Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)

У татар самой почитаемой считалась женщина, проституировавшая более остальных; она открыто демонстрировала на шее свидетельства своего бесстыдства, те же, кто не имел таких знаков отличия, удостаивался презрения. В Перу существовал семейный обычай предлагать проезжим иностранцам своих жен и дочерей внаем с поденной платой, как за лошадь или за экипажи. Потребовалось бы многотомное издание для подтверждения непреложного факта – ни у одного из мудрейших народов мира развратные действия не считались предосудительными. Ни для кого из философов не секрет: именно христианские лицемеры возводят прелюбодеяние в ранг преступления. Священники кровно заинтересованы в наложении запрета на сладострастие: рекомендуя другим отказ от удовольствий, присваивая право на знание тайных грехов и на их отпущение, они обретают неслыханную власть над женщинами и открывают безграничные возможности услады своей похоти. Общеизвестно, какие выгоды удалось им извлечь из такого положения, злоупотребления их продолжались бы и поныне, не будь доверие к ним окончательно подорвано.

Может, по сравнению с адюльтером, более опасен инцест? Ничуть. Расширение семейных связей приводит к усилению гражданского патриотизма; кровосмешение – одно из первейших установлений природы, мы ощущаем особое упоение, наслаждаясь предметами, нам принадлежащими. Первые человеческие сообщества поощряли инцест, он стоит у истоков любых государственных объединений, кровосмешение освящено всеми религиями и одобрено всеми законами. Обращаясь к истории, мы обнаруживаем инцест повсюду. Негры, обитающие в Кот дю Пуавр и в Рио-Габоне, предоставляли жен собственным сыновьям; в царстве Жуида в Гвинее старший сын должен был жениться на жене своего отца; у народов Чили принято спать без разбора то со своими сестрами, то с дочерьми, а также жениться на матери и на дочери одновременно. Осмелюсь утверждать: кровосмешение должно стать непреложным законом любого государства, в основу которого заложена идея о братстве. Возможно ли человеку здравомыслящему дойти до такого безумия, чтобы полагать преступным проявление нежности к матери, сестре или дочери? Разве не омерзителен предрассудок, вменяющий человеку в вину выбор для наслаждения предмета, с которым его сближают наиболее сильные из чувств, внушенных ему природой? В равной мере глупо утверждать, что запрещено любить слишком сильно людей, которых природа предписала нам любить больше всего на свете, и что чем неразрывнее она связывает нас с данным предметом, тем настоятельнее она в то же время приказывает нам от него отдалиться. Несуразность этих противоречий очевидна: только самые дикие и одурманенные предрассудками народы способны принять их на веру. Проповедуемая мною общность владения женщинами с необходимостью предполагает инцест, впрочем, столь мелкое и мнимое правонарушение явно не стоит того, чтобы далее заострять на нем внимание.

Перейдем к изнасилованию; среди прочих распутных извращений, оно, на первый взгляд, выделяется четко выраженным нанесением ущерба и, похоже, на самом деле вредоносно. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется: изнасилование – действие довольно нечастое и труднодоказуемое, оно наносит ближнему ущерб меньший, нежели воровство, ибо в результате воровства собственность захватывается, а в результате изнасилования – лишь приводится в негодность. Что возразите вы насильнику, уверяющему, что совершенное им злодеяние незначительно – он всего только поторопился с приведением предмета в состояние, которое чуть позднее приобрел бы тот же предмет при вступлении в брак или в любовную связь?

Теперь еще об одном преступлении, называемом содомия, – предававшиеся ей города некогда были испепелены огнем, посланным с неба. В чем, собственно, чудовищность этого действия, если даже самое жестокое наказание за него признается чересчур мягким? С большим прискорбием вынужден попрекнуть наших предков в совершении множества убийств, явившихся результатом несправедливых судебных решений, осуждающих содомию. Какое варварство приговаривать к смертной казни несчастного, чье преступление сводится лишь к отличию его вкусов от ваших! Дрожь пробирает от мысли: менее чем сорок лет назад наши законодатели еще придерживались этого бреда. Успокойтесь, сограждане, к подобной дикости нет возврата – благоразумие сегодняшних государственных мужей тому порукой. Отныне мы просвещены об этой слабости, присущей некоторой части мужчин, и понимаем, что не стоит расценивать ее как преступную: природа не придает особой ценности жидкости, проистекающей из наших чресл, и вряд ли разгневается, если мы направим означенную жидкость в любое удобное для нас русло.