Маркиз де Сад - Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)

ДОЛЬМАНСЕ. Исходная посылка, Эжени, состоит в том, что ничего ужасного в распутстве нет и быть не может, ибо любые проявления распутства внушены нам природой; самые, казалось бы, экстраординарные и странные деяния, самые шокирующие законы и институты, учрежденные человеком (не станем затрагивать промыслов небесных), ничуть не предосудительны, даже если речь идет о крайностях, поскольку любая из них присутствует в природе, и та, о которой упомянули вы, прекрасная Эжени, отнюдь не исключение. На сей счет даже сложена небылица, вошедшая в Священное Писание: в этом скучном романе, представляющем собой компиляцию, составленную неким невежественным евреем, жившим в эпоху вавилонского плена, повествуется о том, как небезызвестные города или, вернее, местечки Содом и Гоморра были испепелены огнем. Слухи о том, что их жители наказаны за хождение за иной плотью, совершенно неправдоподобны – Содом и Гоморра были расположены неподалеку от кратеров древних вулканов, и их постигла участь многих городов Италии, поглощенных лавой Везувия; вот и все чудо. Тем не менее, основываясь на столь непримечательных событиях, люди изобретают варварскую кару – предавать огню несчастных обитателей части европейского континента, одержимых этой естественной фантазией.

ЭЖЕНИ. Естественной! Неужели...

ДОЛЬМАНСЕ. Готов отстаивать ее естественность. У природы нет двух голосов, один из которых вседневно и всечасно осуждает то, на что вдохновляет второй. Совершенно очевидно, что передаются импульсы к пристрастиям такого рода именно через посредство природы. У приверженцев этой склонности много противников – их клеймят позором и объявляют вне закона. В качестве аргумента выдвигается довод о том, что они создают препятствия росту народонаселения. До чего же примитивны невежды, озабоченные идеей повышения рождаемости и рассматривающие в качестве преступления все, что этому не способствует! А где, собственно, свидетельства особой заинтересованности природы в росте народонаселения, как нас пытаются в том уверить? На самом ли деле оскорбляет природу чье-либо уклонение от участия в идиотском процессе размножения? Вникнем в суть ее движения и развития. Если бы природа занималась исключительно созиданием, никогда ничего не разрушая, то и я вторил бы навязчивым софистам, убежденным, что наиболее возвышенные деяния совершает тот, кто беспрестанно трудится над повышением рождаемости, и согласился бы, вследствие этого, что отказ от воспроизводства непреложно явится преступлением. Однако даже поверхностное рассмотрение явлений природы ясно свидетельствует о том, что для осуществления ее замыслов разрушение столь же необходимо, как и созидание. Разве не связаны они и не сцеплены столь тесно, что порой невозможно оторвать одно от другого? Разве рождается или обновляется хоть что-нибудь без уничтожения того, что существовало прежде? Разрушение – столь же всеобщий закон природы, как созидание.

Признавая этот постулат, правомерно ли считать надругательством над природой отказ что-либо создавать? Зло от предполагаемого в этом случае ущерба, несомненно, слабее результата разрушения, которое, как мы только что выяснили, вполне сообразуется с ее законами. Итак, с одной стороны, я следую внушенной мне природой склонности, ведущей к определенной утрате, с другой – я исполняю то, что ей необходимо, то есть, служа своим вкусам, я вполне соответствую ее намерениям. Так в чем же, собственно, состоит мое преступление? В качестве возражения и недоумки, и приверженцы размножения (слова эти вполне синонимичны) приводят довод: плодоносной сперме должно быть помещенной между ваших ног исключительно с целью воспроизводства себе подобных, а значит, сворачивать ее с нужного пути – прегрешение. Во-первых, я уже доказал, что это утрата мелкая и неравносильная разрушению, которое – даже будучи куда более действенным – преступлением не является. Во-вторых, рассуждение о том, что семенная жидкость предназначена природой целиком и полностью для зачатия, ошибочно: будь так, природа просто запретила бы истечение семени по иному случаю, но, как мы знаем по личному опыту, оно постоянно происходит – туда, куда нам захочется, и тогда, когда нам захочется. Воспротивилась бы природа также и потерям семени вне коитуса, происходящим порой в наших снах и воспоминаниях: будь природа скупа на бесценную эту жидкость, она допустила бы вытекание ее исключительно в сосуд для размножения и, несомненно, не позволила бы нам испытывать дарованное ею же наслаждение тогда, когда мы уклоняемся от причитающихся ей подношений, и уж, наверное, не согласилась бы одаривать нас блаженством даже в те минуты, когда мы относимся к ней наплевательски. Далее. Допустим, что женщины созданы лишь для того, чтобы рожать, и воспроизводство чрезвычайно ценно для природы – отчего тогда на самую долгую женскую жизнь, за всеми вычетами, приходится от силы семь лет детородного периода? Как же так! Природа жаждет размножения, все, что не способствует этой цели, для нее оскорбительно, и в то же время из ста лет жизни особи женского пола, предназначенной для воспроизведения себе подобных, на реализацию столь важной цели она отводит только семь лет! Природа стремится исключительно к размножению, а семя, предоставленное ею мужчине для служения этому самому размножению, растрачивается так, как это вздумается мужчине! Теряя сперму впустую, он испытывает ничуть не меньшее наслаждение, нежели используя ее по назначению, – и никаких нежелательных последствий!