Михаил Армалинский - Соитие (Альманах эротической литературы)

«Уродство» порнографии становится эстетическим основанием для этических преследований тех, кто проповедует непристойность словом или делом. В России упирают на то, что слово и есть дело, поэтому за слова и сажают, и уничтожают. В Америке же на слово не верят и ждут дел, а потому можно писать и говорить, что угодно и, только если ты доходишь до дел, тебя могут прибрать к рукам.

Интересно, что и защита порнографии ведется на тех же эстетических основаниях. Главный аргумент — это красота богоданного обнажённого тела. А если тело красиво, то следовательно, совокупление обнажённых тел также красиво.

Именно такой эстетической защитой и пользуется Армалинский. Вынесенное в первую строчку стихотворения бесстыдное заявление ошеломляет своей наивной восторженностью:

Если порнография, по тому же Бродскому, это — бездушный предмет, вызывающий эрекцию, то тогда любое произведение искусства будь то книга, картина или фильм является бездушным предметом, вызывающим разного рода физиологические и эмоциональные реакции, включая смех, слёзы, а в том числе и эрекцию, и лубрикацию. Но в этом определении Бродского кроется не столько трюизм, сколько общепринятое заблуждение, что эрекция хуже, порочнее, чем какая-либо другая психофизиологическая реакция. Но в том-то и сила порнографии, что она в состоянии вызывать самое яркое чувство чувство сексуального возбуждения, и остаётся только усомниться, так ли бездушно изображение гениталий, если оно заставляют нас реагировать с таким воодушевлением? Так ли бездушна икона, которой молятся, как Богу живому?

Стихи Армалинского 60-х годов несут на себе влияние раннего Маяковского и Пастернака. Но так как ни один поэт в начале своего творчества не избегает чьего-либо поэтического влияния, и коль скоро влияние на Армалинского исходило от поэтов весьма достойных, то и волновать нас оно особо не будет, поскольку к 70-ым годам влияние это исчезает, и Армалинский начинает уже сам влиять на русскую поэзию, а вернее, на границы, в которых её содержали.

Сборник открываются стихотворением семнадцатилетнего автора. Уже в этом возрасте у Армалинского было ощущение, что любовь это некая способность человека, и то, на кого она будет обращена — дело второстепенное, хотя и не безразличное. Стихотворение заканчивается такими строчками:

Алогичность человеческой морали, которая в юности воспринимается как фальшивость, поскольку она основана не на проявлении чувств, а на их подавлении, бесит юного поэта:

По мере чтения сборника становится всю более отчетливо поэтическое обожествление не женщины, а женских половых органов. Поначалу Армалинского занимает любовная игра с переосмысливанием и новым видением гениталий:

Позже он, что называется, берёт быка за рога, а женщину берёт, но не за душу:

«Мир огромив мощью голоса», Маяковский шел красивый двадцатидвухлетний.

Армалинский в 22 года не имеет громоподобного голоса, но миру он говорит правду, которую люди никогда не желали слышать, поскольку даже произнесенная шепотом, она воспринималась, как гром.