Стюарт Хоум: Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

Мы сели на тротуар, и я обнял Сайиду за плечи. Я открыл пиво и протянул одну бутылку Нафишах. Она отхлебнула пойло, а затем принялась баловаться с длинной, тонкой и очень свободной юбкой, которую она носила. Я тоже сделал глоток и стал смотреть на другую сторону улицы. Вокруг царила тишина. Я посмотрел на Сайиду, которая к тому времени задрала юбку так, что она свисала с обеих сторон от ее бедер, оставляя открытым обнаженное лоно (Ванесса не надела на этот раз трусики) и увидел, как оно влажно блестит в лучах полной луны. Я поднял глаза, и Сайида тут же впилась своими губами в мои. Пока мы целовались, я повернулся и, как и задумывал, оказался сверху на Нафишах - великолепный пример действия симпатической магии. Через какое-то мгновение мои джинсы уже болтались у меня возле щиколоток, а Сайида взяла мой член в руку и направила его в сочащееся слизью влагалище.

Нафишах откинулась на спину, раскинув ноги и задрав их в воздух. Мои колени ерзали по асфальту, в то время как я обрабатывал своим членом дыру Сайиды. Я старался на совесть, скользя всем телом вдоль живота Нафишах, так, чтобы не только погружаться во влагалище, но и возбуждать ее клитор, что было весьма непросто в нашем положении. Но, видимо, я все делал правильно, поскольку Сайида стонала как при оргазме, нарушая своими криками ночной покой. Мы еблись в таком духе минут десять или пятнадцать, причем я нарочно сдерживал себя, вместо того, чтобы поддаться неукротимому потоку желания. Я не хотел кончать внутрь Нафишах, поэтому я вытащил член и встал. Сайида села и, взяв мой инструмент в рот, сосала его до тех пор, пока я не почувствовал, как все мое тело сначала напряглось, а затем обмякло.

Я схватил мою бутылку, выпрямился во весь рост и, по-прежнему со спущенными брюками, отхлебнул пива. Затем я прислонился к одной из двух невысоких стенок, отгораживавших вход на лестницу, и стал смотреть, как блестит мой влажный член под луной. Я был доволен собой, я чувствовал, как какая-то часть моего подсознания пытается превратить меня в Филиппа, но я уже научился бороться с программой, введенной в мое сознание.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я встретил Ванессу Холт на станции Ливерпул-стрит, строго-настрого наказав ей ни в коем случае не опаздывать, иначе она никогда не увидит меня вновь. Я не стал смотреть на хорошо знакомые мне виды улиц Бетнал Грина и Стратфорда, промелькнувшие за окном поезда после выезда со станции, поскольку все мое внимание было поглощено романом "Делирия", написанным Альбиной Ли Холл. Ванесса сидела напротив меня в нерешительности, не зная, что ей начать читать: то ли кулинарную книгу, то ли экспериментальную прозу под названием "F/32: Второе пришествие" - творение некоей Эвридики. Поезд направлялся в Норвич и был переполнен пассажирами. Если бы мне не лень было глядеть в окно, я увидел бы за ним типичную лондонскую застройку. Первой остановкой оказался Колчестер. Сразу после него дорога пошла по незнакомой местности, смутно напоминавшей что-то виденное в детстве. В наилучших своих проявлениях Суффолк выглядит как типичная Англия, если вы имели глупость перепутать полотна Констебля с реальностью.

Когда мы с Ванессой сошли с поезда в Ипсвиче, я ощущал себя путешественником во времени. Мы перенеслись в иной мир, не тронутый двадцатым столетием, где по ночам все еще шалили ведьмы и домовые и где идиотизм деревенской жизни лишь изредка выплескивался наружу в виде неприметных и зачастую на первый взгляд совершенно случайных актов насилия. Ванесса хотела отправиться на такси прямо в центр города, но возле станции таковых не оказалось, а мне вовсе не улыбалось ждать автобуса, поэтому мы перешли пешком через Орвелл и побрели вдоль футбольной площадки. Поскольку я ни разу не был в этом городе, я не знал, куда я направляюсь, и решил идти по прямой, полностью доверившись предначертанной судьбе. Говоря "по прямой", я имею в виду некую субъективную прямую линию, поскольку город в значительной степени сохранил планировку англосаксонского периода и двигаться в нем "по прямой", в том смысле, в котором можно двигаться по римской дороге, не представлялось возможным. Пока мы пробирались по узким петляющим улочкам, я все время переходил с одной стороны на другую, чтобы насколько это возможно приблизить мой маршрут к прямой.

Вскоре мы оказались перед особняком Крайстчерч, превращенным в настоящее время в музей. Здание это наполнено огромным количеством всякой дряни из восемнадцатого и девятнадцатого столетий вроде полотен Гейнсборо и еще более отвратительных, чем он местных художников, таких как Седрик Моррис и Джон Мур, а также грудами ветхого мусора, типа керамики, мебели и прочих безделушек, давным-давно вышедших из моды. Я провел Ванессу через то, что более ста лет тому назад было гостиной семейства Фоннеро. Эта гугенотская семья покинула Францию, когда там начались гонения на протестантов. Обосновавшись в Англии в качестве купцов, они приобрели здание с прилегающим к нему земельным участком у семьи Уайтипол-Деврё в 1735 году. Однако то, что интересовало меня более всего, не имело прямого отношения к этому дому. Я имею в виду Хоустедские панно, которые были перенесены сюда из Хоустед-плэйс, расположенного по соседству с Бюри Сент-Эдмундс, после того, как Ипсвичский музей купил их во время распродажи собрания из Хардвич-Хаус в 1824-ом году. Эти алхимические картины были нарисованы леди Друри в начале семнадцатого столетия - ее дядя Натаниэль Бэкон, принадлежавший к прославленному семейству Бэконов, был придворным художником. Леди Друри посвящала свое время оккультным наукам в то время, в то время как ее супруг отсутствовал по государственным делам. Пока мать была поглощена неистовым поиском философского камня, зачахла ее единственная дочь Элизабет. Элегию на смерть девочки заказали Джону Донну.