Игорь Куберский - Америка-Ночки

Стефани усмехнулась:

– Она моя подруга.

Стефани ушла и вернулась с большим клетчатым покрывалом и парой простыней. Мне показалось, что она чего-то ждет.

Дружеского поцелуя на ночь?

Я подошел, взял ее за плечи и осторожно привлек к себе. Тихий благодарный друг. Европеец по духу и судьбе. Почти соратник. Я положил голову на ее доброе теплое плечо. Ее волосы щекотали мне щеку. Ее большое тело хорошо пахло и прижималось к моему спокойно и приветливо. Я поднял голову, чтобы найти ее маленький рот. Но она легко отстранилась. Как будто я просто неудачно пошутил.

– Ложись, ты устал, тебе надо отдохнуть.

Голос ее не предполагал вариантов.

Спал я плохо, но спокойно. Всю ночь по одеялу лазил маленький кошарик – как жизнь, которая не спит, даже когда ты из нее выпадаешь.

Солнечным утром перед работой мы заехали к Патриции – оказалось, что от нас до нее всего десять минут. Не скажу, что я этому обрадовался. Бледная прозрачная Патриция лежала в своей кладовке с кротким выражением маленькой больной девочки. Рядом с ней сидел Рон. На табуретке лежал пакетик гостинцев. Увидев меня, Рон заулыбался до ушей, но мне почудилось, что он сейчас издаст боевой крик и в страшном прыжке с разворотом ударит меня в горло железным каблуком. Впрочем, за мной тут же вошла Стефани и Рон встал и по-японски закланялся, прощаясь, – ему тоже надо было на работу. Мне это показалось странным, поскольку его машины перед домом не было.

По глазам Патриции я понял, что наконец-то она спокойна за меня – я попал в хорошие руки.

Стефани вызвалась облегчить ее страдания – поскольку нога заживала плохо и болела. Я сел в уголке, а Стефани, со знакомым сильным выдохом, взяла чужую боль на себя. Впечатлительная Патриция тут же заявила, что ей полегчало.

– Нужна ли тебе моя помощь, Триша? – сказал я.

– Нет-нет, – чуть ли не испугалась она. – Все хорошо. Обо мне заботится Рон. Приходит каждый день. Все приносит, – она потянулась ко мне, взяла за руку: – Знаешь, у него неприятности! Потерял работу. Машину разбил... На автобусе теперь ездит.

В глазах ее было сочувствие, но прозвучало это так, будто она одобряла происки кармы.

Наконец стали прощаться.

– Да, кстати, Петер, – слабым голосом больной девочки сказала Патриция, подождав, пока Стефани выйдет, – тут ко мне приезжала Сильвия, привезла твой заработок. Сто семьдесят долларов. Так что теперь ты мне почти ничего не должен, Петер.

Сглотнув, я благодарно кивнул.

Контора, в которой работала Стефани, занимала одноэтажное стеклянное зданьице на краю сада, откуда до нашего дома было рукой подать.

– Привет, Гулливер, как дела? – встретил меня прокуренным баритоном какаду.

Неужто я и вправду маленький жалкий Гулливер в кармане этой великаньей страны?

Я попил чаю с тремя сотрудницами «Нового майнда». Присутствовавшая Дороти почему-то избегала смотреть на меня, как бы не узнавая. Интересное кино.

Мой распорядок определился.

Я просыпаюсь вместе с хозяюшками, тихо пережидаю в углу, пока они помоются, выпьют кофе с тостами и помчатся на работу. Не стоит лишний раз мозолить глаза Дороти, которая действительно недовольна, что я еще здесь. Потом, уже не нахлебником, а хозяином дома, я выхожу на крыльцо, потягиваясь и вдыхая утренний еще стылый воздух, в котором к полудню оттаивают все запахи, наливаю молока кошаку, бросаю туда же парочку кусочков сыра, принимаю душ, ставлю на огонь натуральный молотый кофе – роскошь, от которой на днях придется отказаться по причине того, что в банке Дороти почти пусто, складываю в ровную кучку свое постельное белье и заваливаюсь на диван с какой-нибудь философской тряхомудией, которой забит дом.

В час Стефани возвращается на ланч, который я покупаю на наши с ней совместные гроши в китайском ресторанчике, а вечером после работы, если у нее нет занятий в школе, мы отправляемся в город – к ее друзьям или просто поболтаться.

Нас принимают две красивые телки-лесбиянки, ушедшие от мужей и теперь живущие вместе как супруги. Они тоже имеют какое-то отношение к «Новому майнду». Много пьем. С пропитанной духами жгучей брюнеткой Юдит я веду долгий разговор насчет материала в журнале: десять интервью на тему, что дал русской бабе русский капитализм и что она ему дала. «Есть ли у вас перемены?» – горячо интересуется остывшая к нашему брату пышная Юдит, держа раскрытый банан чувственными пальцами перед чувственным ртом, что мешает мне сосредоточиться. «Есть, – встряхиваю я полупьяной головой, стараясь угодить, – проституция. В невиданных масштабах. Вразнос и навынос».