Иван Барков - Лука Мудищев (сборник)

Ее бы ласкать и баюкать

Как страсти заветного дня.

Не тех неприступных красавиц,

Носительниц звонких имен,

Чьи стоны звучат еще эхом

В альковах забытых времен.

Когда бы подружка поэта

В объятья шелками лилась,

Чтоб шлюзы желаний открылись,

Как жаркие слезы из глаз.

Забросить на плечи бы ноги,

Склоняясь над нею во ржи;

Всем сердцем бы музыку слушать

Из чутких потемок души.

Биенье тревожное плоти

Сливалось бы с лаской моей,

Я гладил бы девичьи бедра,

И пел бы всю ночь соловей.

А я открывал бы, целуя,

Все тайны и все тайники,

И страсти швырял бы в пучину,

С волной набежавшей тоски!

Эти ножки на шее сомкнулись,

И в проеме качнуло луну;

Эти тени на миг разминулись,

Что навек съединиться в одну!

Мчались звезды, не зная покоя,

И уже начинало светать…

В чистом пламени вечного боя

Этих ног никому не разжать.

Что нужно сердцу моему

В часы полуночи унылой?

Как ты вжималась в полутьму,

С какой неистовою силой,

Двух слов ты не могла связать,

Стесняясь тех прикосновений;

Какой восторг — не передать

Всей нежности телодвижений,

Когда сирень в саду цвела,

Цвела в струящейся дремоте —

Ты напряглась и не смогла

В кощунственных желаньях плоти

Двух слов связать… Полутаясь,

Ты все нежнее, все смиренней,

На бледной простыне светясь,

Парила в бездне ощущений.

И веял чем-то неземным

Узор изгибов и слияний…

За садом таял сладкий дым

Надежд и разочарований.

Ты задыхалась, как во сне,

И с шепота на крик срывалась,

И в буйном блеске открывалось

Непостижимое во мне!

Все спят давно. Ты входишь в кабинет,

Прелестница, бесстыжая плутовка,

(Легка, стройна, как тульская винтовка)

Мы встретились с тобою тет-а-тет,

Когда смешна любая рокировка.

Взгляни! взгляни на призрак неземной,

Купаясь в токе легкого дыханья,

Здесь у окна я слышу стон признанья,

Красавица — мне взор понятен твой,

Как тихий вздох науки расставанья.

Не пить любви твоей волшебный яд,

Как близко были мы от наслажденья!

Расстались мы… исчезло сновиденье,

Твой след простыл, но я забвенью рад,

Нет на земле прекраснее забвенья!

И мнится… все, что забывать не след.

Во мне опять весна благоухает,

Твой дивный облик — нет, не исчезает,

В моих мечтах ты входишь в кабинет,

И целый мир любовь преображает.

Сколько же в тебе великолепья,

Ты была, как шелк, как пух, как мех,

Но когда ты сбросила отрепья,

Заново открыл я смертный грех.

Не с того ли в полночь или в полдень

Ты бросалась каждому на грудь,

Это все, что стоило запомнить,

Остальное так себе. Забудь!..

Рыдайте, бляди. Пусть пиит заплачет.

Все позади. Последний пробил час

Того, кто на земле прославил вас,

И новый стих уже не будет начат.

Пускай никто стыдливо слез не прячет,

Не в силах оторвать он пылких глаз.

Умолк пиит. Он молится за вас.

Хотя мольбы те ничего не значат.

Поутру, в полночь, вечером и днем,

Прочтут «прощай» во взгляде неземном.

Свобода в прошлом. Смотрят не мигая

На хуй оторвы! Бейте, шлюхи, в грудь,

Но только вам пиита не вернуть,

Он женится, в сердцах себя ругая!

Неуверенно, несмело,

Как бы нехотя взяла.

Чу! Любаша побледнела

И от счастья замерла.

То ли все мои порывы,

Непристойные порой,

То ли губы, словно сливы,

Нежно зреют под грозой.

Вот пробилась из-под тучи

Синей молнии струя,

Пламень белый и летучий

Окаймил ее края.

Только дивные виденья

Над головкою твоей,

А неловкие движенья

Все настойчивей, смелей.

Снова губы ты сомкнула

И застыла не дыша,

И в желаньях потонула

Вся смятенная душа!

Как мощный столп круглится в глубине,

Как плоть твоя скользит неуловима!..

Еще, еще, — ты бредишь, как во сне;

Мне б сжать до боли пальцы на спине

И прошептать: еще ты мной любима!

Качается звездная люстра,

Раздвинь же колени скорей!..

Вот радостный смысл искусства,

Вот суть философии всей!

Подбрось к небесам эти ноги,