Селия Хаддон - Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни

– Тебе холодно? – спросил а.

– Да, – ответил он. Он еще мог говорить.

– Хочешь что-нибудь попить?

– Да, – смог ответить он.

Я поднесла к его губам бутылку с минеральной водой и наклонила ее так, чтобы он мог делать маленькие глотки, останавливаясь после каждого. Паузы становились все длиннее. После очередного глотка он закашлялся, и я надела мужу кислородную маску, он сделал три-четыре вдоха, потом смог выпить еще немного.

Ронни сказал, что ему холодно, поэтому я принесла теплую индийскую шерстяную шаль и укрыла его. Держать мужа за руку было опасно, поэтому я просто положила ее на свою. По выражению его лица я видела, что любое прикосновение причиняет ему боль.

Неожиданно Ронни сказал:

– Не Морс, – потом повторил. – Не Морс.

Имел ли он в виду сериал «Инспектор Морс» или хотел сказать что-то еще.

– Не Морс, – повторила я. – Не волнуйся. Я позабочусь о тебе, – твердо и уверенно добавила я.

Примерно через час ему стало жарко, он начал метаться. Я сняла одеяло, и он остался под одной индийской шалью. Ронни хотел снять рубашку (на нем была рубашка-поло с длинными рукавами), но я решила подождать ночную сиделку. Я боялась, что прикосновения будут для него слишком болезненны.

– Я хочу знать детали, – неожиданно громко сказал он. – Я должен знать детали.

Я подумала, что мысленно он где-то в другом месте, возможно, берет интервью у какого-то генерала. Но тут я могла дать ему хоть какой-то ответ. Я подробно рассказала ему о кислородной установке, о симпатичной девушке, которая привезла и установила оборудование, о том, как все устроено. Мой подробный ответ его удовлетворил. Если это было его последнее журналистское задание, то он с ним справился – получил всю необходимую информацию.

Ронни выпил еще немного воды. Я смочила ватный диск и протерла ему лоб, щеки и глаза, чтобы немного охладить. По-моему, ему понравилось.

Иногда муж вздрагивал. Я не понимала, жарко ему или холодно, но все же решила накрыть его одеялом. К счастью, пришла ночная сиделка Сью, и я смогла передать Ронни в ее опытные руки. Они с Ронни решили, что ему стоит немного выпить. Сью налила немного ячменного отвара и добавила туда каплю виски, чтобы на смертном одре он мог почувствовать вкус кипрских коктейлей с виски, которыми мы наслаждались в наш медовый месяц.

Рано утром я проснулась у себя наверху – Ронни что-то кричал. Сью сидела с ним всю ночь, но я чувствовала, что я ему нужна, и спустилась.

– Тебе приснился плохой сон? – спросила я.

– Это был не просто сон… Это был не просто сон… – повторял Ронни.

– Я люблю тебя… Все в порядке… Я здесь…

Мое присутствие немного успокоило его.

Сью сказала, что морфин иногда вызывает возбуждение, поэтому перед уходом она сделала ему укол успокаивающего. Тем утром из агентства мне позвонили и сказали, что, к сожалению, днем никто прийти не сможет. Я была только рада, что смогу побыть с мужем наедине. У нас осталось так мало времени…

Глаза Ронни были полуоткрыты. Он иногда двигал руками, но сам оставался неподвижным. Его дыхание стало хриплым и неровным. Муж не боролся и не пытался получить кислород, был спокоен. Может быть, сработало успокоительное, а возможно, он просто смирился со смертью и перестал цепляться за жизнь.

Единственное, что было ему неприятно, это туалет. Я наклонилась над ним и сказала:

– Все в порядке. Можешь пользоваться памперсом. Он для того и предназначен.

Ронни узнал мой голос и снова успокоился. Я была рада, что находилась рядом. С ним не было посторонних, только я. Ронни иногда вздрагивал, потом делал пару глотков и качал головой, чтобы я убрала воду.

Пришел Брайан. На этот раз я не стала выходить, пока он читал молитвы. Ронни уже не мог говорить. Слышал ли он меня, когда я наклонилась к нему и сказала, что люблю? Не знаю… Муж уже отправился в путь, приблизился к той границе, что отделяет жизнь от смерти.

Я включила Генделя. Мне хотелось бы слышать эту музыку, когда я сама буду умирать. Приходили разные люди. Их общество поддерживало меня, хотя Ронни, наверное, не осознавал, что они рядом.

Днем пришла сестра, чтобы добавить морфина и успокоительного. Ронни почти перестал реагировать. Глаза его были полуоткрыты, рот тоже. Я не понимала, узнает ли он меня. Муж как-то съежился, словно разум улетел куда-то еще.

Я потеряла чувство времени.

Мы с Ронни были вне времени.

Наша связь была неподвластна какому-либо измерению.

Моя мама задыхалась и боролась за каждый вдох. Ронни дышал спокойно, без усилий, абсолютно ровно, хоть и неглубоко. Он не боролся за жизнь. Днем на его постель вскочил Тоби – я не успела остановить его. Ронни не реагировал. Тоби весь день хотел это сделать, но я отгоняла кота, чтобы его вес не повредил Ронни. Но Тоби будто понял, что Ронни не спит, а умирает. Он побыл лишь минуту и спрыгнул.