Селия Хаддон - Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни

С Тоби все было не так. Он понял, что мышь не просто исчезла. Она исчезла в сапоге. Все началось с того дня, когда кот с гордостью принес на кухню маленькую землеройку, а за ним с надеждой трусила Тилли, у которой он, наверное, и украл грызуна. Тоби играл со зверьком на кухне, пока я ходила за сапогом. На сей раз спасти мышку было труднее, чем обычно, потому что кот не оставлял ее в покое. Он несколько раз вытаскивал землеройку из сапога.

В конце концов, я загнала зверька в сапог прутиком и понесла его к ограде. Тоби носился вокруг того места, где видел землеройку в последний раз. Вид у него был озадаченный. Я вернулась и продолжила готовить, но когда оглянулась, Тоби снова держал в зубах землеройку!

Как ему это удалось? Он бросился к ограде и случайно наткнулся на свою добычу, которую я выпустила из сапога? Думаю, нет. Похоже, Тоби, в отличие от других кошек, понял, что мышь сидит в сапоге. Кот запустил лапу в сапог и вытащил притаившегося грызуна. А скорее всего, он просто подстерег зверька, когда тот выбирался наружу. Судя по всему, Тоби оказался вовсе не таким простаком, как мне казалось.

Признаки интеллекта кот проявлял и в других ситуациях. Вечером я отправляла его наверх, закрывала в спальне и кормила сухим кормом. Но как-то он, к негодованию Тилли, собравшейся отдохнуть от его присутствия, спустился в гостиную.

Неужели Тоби научился открывать дверь? Нет. Дверь осталась закрытой. А потом я вспомнила, что открыла дверь, чтобы в комнате не так пахло кошками. Похоже, кот выпрыгнул со второго этажа в сад и вошел в дом через кошачью дверцу. А потом он обнаружил, что если я закрываю дверь не слишком плотно, то ее можно открыть, пару раз бросившись на нее.

Тоби с каждым днем креп, а Ронни становился все слабее. Я замечала, как он слабеет, по бекону и яйцам: есть ему становилось все труднее. Два года каждый день он по вечерам с удовольствием ел яйца с беконом. Теперь же ему приходилось делать над собой усилие, чтобы съесть хотя бы одно яйцо и один ломтик бекона.

Люди слишком часто говорят о «борьбе» с раком – с раком борются их близкие, да и сами больные воспринимают свою болезнь как нечто, с чем нужно бороться. Ронни, который видел настоящую борьбу во время Второй мировой войны и работал на тридцати войнах и военных конфликтах, никогда не любил этой воинственной метафоры.

– Я не борюсь с раком, – сказал он однажды.

А я думала о борьбе с раком, когда заболела мама. Мне не удалось одержать победу, и она умерла. Это стало для меня поражением, а не освобождением.

– Все мои усилия пошли прахом, – сказала я Ронни.

– Это не так, Селия. Своими усилиями ты показала, как сильно любишь ее, – ответил он.

И теперь я знала, что мне делать.

Я не боролась за жизнь Ронни.

Моя задача заключалась в том, чтобы муж был счастлив, не страдал от боли, чтобы ему было комфортно.

Мне вовсе не нужно было искать какие-то волшебные способы лечения.

Я поняла, что жить ему осталось несколько недель, когда утром он не смог выйти на кухню, чтобы позавтракать. От постели Ронни смог добраться только до кресла в гостиной. Потом сиделки его умыли, и там он и позавтракал. Раньше мужу удавалось справляться со своим состоянием, когда никто этого уже не ожидал. Может быть, и сейчас он сможет вырваться из хватки смерти.

Я проверила уровень кислорода. Он был значительно ниже, чем раньше. Два года назад я позвонила бы врачу или вызвала «Скорую помощь», но теперь мне не хотелось отправлять его в больницу. Я позвонила паллиативной сестре Лиззи, и та сразу же пообещала приехать.

– Нет смысла отправлять его в больницу, – сказала мне эта мудрая женщина. – Они уже ничего не смогут для него сделать.

Лиззи предложила давать Ронни кислород и установить возле постели подъемник, чтобы мы могли поднимать его, чтобы помыть. Мы договорились, что на следующий день приедут специалисты по легким и терапевт. Вечером Ронни отказался от яиц и бекона, ограничившись чашкой жидкого питания.

На следующее утро он сумел добраться до кресла с помощью утренней сиделки, но съел лишь полтарелки овсянки. Я не настаивала, чтобы он съел больше, а через полчаса пришла и увидела мужа в очень странном состоянии: Ронни дрожал, и взгляд у него был остекленевший. Он смотрел куда-то вдаль и не разговаривал со мной.

– Кто у нас премьер-министр? – спросила я.

Ронни не ответил.

– Как звали твоего отца?

– Ричард, – пробормотал он.

Я снова измерила уровень кислорода. Он оказался на треть ниже, чем должен был. В панике я позвонила Лиззи: