Селия Хаддон - Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни

Догнав Тилли, кот быстро и с готовностью подчинялся команде, но в ходе преследования я переставала для него существовать. К счастью, я заметила, что перед началом охоты Тоби бросает на Тилли взгляд хищника и опускает голову. Когда мне удавалось вовремя заметить эти сигналы, я могла отозвать его и спасти бедняжку.

Вам может показаться, что с моей стороны было бесчувственно беспокоиться о благополучии кошек, когда мой муж с каждым днем слабел все больше. Однако в тот момент я не могла ничего сделать для Ронни. Я всего лишь ухаживала за ним и старалась в меру сил помогать ему сохранять достоинство. Беспокоиться о кошках было гораздо лучше, чем концентрироваться на своих страхах.

Иногда общение кошек доставляло мне истинную радость. Как-то утром я выглянула на улицу. Тоби и Тилли были в саду. Он загнал ее в кусты, а потом нацелился на мой огород. Кот явно собирался сделать свои дела на только что засеянной грядке. Тилли побежала за ним и загнала Тоби на дуб.

Кошки постепенно налаживали отношения. Теперь мне нужно было разобраться со своими проблемами. Я получила результаты анализов. Рака не обнаружили, но какое-то воспаление присутствовало – то ли болезнь, то ли последствия вируса. Рака у меня не было, но я не могла больше жить в состоянии депрессии, жалости к себе и страха, а затем и стыда.

– Не знаю, как долго я еще протяну в таком состоянии, – призналась я Ронни.

– Не думаю, что это продлится очень долго, – тихо ответил он.

Вспоминая этот разговор, я терзаюсь мучительными угрызениями совести. Я не могла отменить его болезнь и умирание. Да, мы не знали, сколько еще ему осталось жить – может быть, несколько дней, а может, лет. И я не могла этого изменить. Но как бы я хотела, чтобы того разговора никогда не было!

Моя жалость к себе и страх за себя возникали из-за неопределенности будущего. Кошки принимали жизнь такой, какова она есть, и мне нужно было научиться у них тому же.

– Дорогая Тилли, – пробормотала я среди ночи. – Что же мне делать?

Лежавшая рядом Тилли мягко замурлыкала.

– Тоби, а ты что думаешь? – спросила я утром, когда кот крутился вокруг, выискивая крошки на полу кухни.

Да, я разговариваю со своими кошками. Разве мы все этого не делаем? Самое замечательное в таком разговоре, что кошки никогда не отвечают. Они ничего не предлагают. Они не учат тебя, что делать. Они просто слушают, что ты говоришь, а потом продолжают заниматься собственными делами. Это все равно что беседовать с хорошим психотерапевтом. Им можно сказать все, что угодно.

Разговор с кошками помог, но мне все же нужно было подумать.

Я нашла дневную и ночную сиделок для Ронни и отправилась на четыре дня бродить по заливаемым дождями и окутанным туманами болотам Эксмура на западе Англии. Это удивительное и очень красивое место. Впервые устроила себе продолжительный отпуск за два года: домой я вернулась отдохнувшей и душой, и телом.

Лучше всего было то, что я прекратила мысленно бороться со страхом и стыдом. Направляясь домой по трассе, я точно знала, что ни за что не отправлю Ронни в дом престарелых, чего бы мне это ни стоило.

Он умрет дома, где я буду ухаживать за ним, насколько это будет в моих силах. Я буду с ним до конца. Решение было принято, и я успокоилась и больше не волновалась о будущем, то есть научилась жить с тем, что есть, не думая о том, что будет. Я должна была принять свое положение – и я приняла его.

Ронни в отличие от меня всегда умел принимать жизнь такой, какова она есть. Вот почему я так сильно любила его. Еще до появления Тоби, когда Ронни поставили диагноз рак простаты, мы отправились навестить мою подругу Сашу. Примерно в то же время у Саши обнаружили рак поджелудочной железы с метастазами. Ронни сказали, что ему осталось два года. Саше сообщили, что дальнейшее лечение бессмысленно. Думаю, оба были в состоянии шока.

Я чувствовала, что мое присутствие мешает им откровенно и честно поговорить друг с другом, поэтому и нашла повод, чтобы оставить их наедине в маленьком домике Саши в Уэльсе. Позднее я спросила у Ронни, о чем они говорили.

– Я сказал, чтобы она была смелой, – ответил он. – Мы все умрем.

Муж ничего больше мне не рассказал, но позже все же объяснил, как ему удалось справиться с собственным диагнозом.

– Я находился в состоянии шока лишь первые несколько недель, – сказал он. – А потом оптимизм помог мне примириться с ситуацией. Принятие – вот что главное. Это было не самое плохое, что происходило в моей жизни. – Он помолчал, а затем добавил: – Я не стал погружаться в духовное созерцание. Меня не интересовали последние разговоры на смертном одре. Я понял, что приближаюсь к концу пути, и не боялся умирания, а был готов к этому.