Хелен Браун - Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество

Филипп улыбнулся.

– У него здоровье гораздо хуже, чем когда-либо было у меня, – сказала я, прищурившись. – Боно научил меня, что оставаться живым – значит любить, несмотря ни на что.

Филипп положил руки мне на плечи и притянул меня к своей груди.

– Я была такой поверхностной и эгоцентричной, – сказала я. – Прости меня, пожалуйста. У любви столько уровней. И мы не испытали и половины из них. Я бы хотела продолжать это делать с тобой, если ты мне позволишь.

– Я ничего не хочу сильнее, – сказал он, крепко обнимая меня. – Но с одним условием.

– С каким?

– Следующее приключение у нас будет совместным, – ответил он.

– Это звучит чудесно!

Мы поцеловались, и он увел меня в туннель из ивовых ветвей.

Наша последняя ночь в Нью-Йорке была окрашена грустью. Микейла и Джин пригласили нас потанцевать с ними в «Игуане», 204, Западная 54-я улица, совсем неподалеку от того места, где легендарная «Студия 54» сводила мир с ума в эпоху диско. Сейчас там находится театр, но в те времена, если вы достаточно роскошно выглядели, чтобы получить одобрение необычайно требовательного охранника, вы могли тусоваться с такими знаменитостями, как Энди Уорхол и Лайза Миннелли, Элтон Джон и Сальвадор Дали. На одной знаменитой новогодней вечеринке 4 тонны блесток были рассыпаны по полу, что было чересчур даже по стандартам диско. Люди жаловались, что они не один месяц выбирали блестки из своей одежды. После нашего опыта общения с индийскими любителями бросаться краской я могу им посочувствовать.

Микейла уверяла меня, что «Игуана» ничего общего не имеет со «Студей 54». Это будет обычный междусобойчик с музыкой в стиле шестидесятых без обязательных контрдансов – и никаких блесток. Кирпичные стены и приглушенный свет обеспечивали непринужденную атмосферу.

Другое дело – танцоры. Нью-Йорк полон людей, которые очень серьезно относятся к танцам. Днем они ходят на обычную работу, но ночью они преображаются в Джина Келли, Патрика Суэйзи или Майкла Джексона. На них приятно посмотреть, но я молилась, чтобы ни один из них не подошел ко мне. То, что все, что требуется от женщины, это следовать за своим партнером – это миф. Джинджер Роджерс согласилась бы со мной.

В детстве я ходила на уроки авторских танцев в течение восьми лет. Наш преподаватель убеждала нас, что мы должны танцевать для себя. Эта философия применима к многим вещам, и я благодарна ей за то, что она была рядом, когда я была всего лишь человеком-промокашкой.

Мне нравилось, как через движение музыка проходит по телу, но сама никогда не была танцором, на которого стоило посмотреть.

Я до сих пор танцую время от времени, обычно около шести вечера, когда жалюзи опущены, обед в духовке, а дома нет никого, кроме кота. Одна из моих любимых групп – это Lake Street Dive с их крунерским исполнением композиции «I Want You Back». Некоторым не нравятся ее слова, но, на мой взгляд, эта песня точно отражает одну из величайших слабостей человека – хотеть того, что тебе недоступно. Их ведущая вокалистка, Рэйчел Прайс, обладает таким чувственным низким голосом, что я помимо воли начинаю кружиться по комнате – хотя и в замедленном темпе лечебной гимнастики.

Танцевать с Филиппом весело, но рок-н-ролл с ним напоминает вращение в гигантском блендере. Я почувствовала облегчение, когда музыка замедлилась и мне удалось провести рукой по волосам и проверить, не пора ли изображать смущение от намокших подмышек.

Мотаун обладает чувственностью карамельного соуса на шарике мороженого. Он переносит меня в те времена, когда я была подростком, полусумасшедшим от гормонов. Не то чтобы я скучаю по этому чувству. Молодые люди прекрасны, но мне жаль, что им предстоит провести столько лет в этом состоянии. Если бы у меня был выбор – оказаться красоткой с бардаком в голове или ходячей развалиной, исполненной безмятежности и благостных мыслей, я бы выбрала последнее. Старение приносит свое вознаграждение.

Одним из лучших танцоров был потрясающий афроамериканец. Я с восхищением наблюдала, как он семенит по полу. К моему ужасу, он подошел и протянул мне руку. Его единственным мотивом для этого наверняка стала жалость ко мне с моими неуклюжими, приземленными движениями. Когда я объяснила, что не могу и близко танцевать так, как он, он ответил, что, конечно, я могу, и повел меня на танцпол. Он был безгранично терпимым, пока я топталась напротив него, пытаясь подстроиться под его ритм. И только мы начали приспосабливаться друг к другу, как я споткнулась об его ногу.