Хелен Браун: Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество

Эти слова обрушились на меня с силой чугунной сковородки. Я была благодарна за наш брак, за чудеса современной медицины, за наших взрослых детей и двух прекрасных внучек, но в последние месяцы я впала в странное состояние беспокойства. Наша совместная жизнь начала казаться немного, ну, вялой. Возбуждение, может, и имеет свою цену, но я была почти готова заплатить ее.

Моя жизнь не всегда казалась такой унылой. Ничто не может сравниться с блаженством, которое я испытала, впервые вглядываясь в лица своих четырех детей. Бесчисленное количество раз меня неожиданно охватывал прилив восторга от ощущения влажного кошачьего носика или прохладного щекотания травы под ногами. Но та жизнь, которую я когда-то вела в свою бытность журналистом, общаясь на короткой ноге с людьми вроде Мика Джаггера и Пола Маккартни, казалось, закончилась миллион лет назад. В те дни мне случалось поднять трубку и услышать, как очередной представитель по связам с общественностью умоляет меня взять персональное интервью у Паваротти или съездить на Аляску или Таити за несколькими строками путевых заметок.

В те дни я прибегала к поистине отчаянным мерам в поисках хоть какого-то развлечения, но они не помогали – ни мне, ни кому-то еще. Полоса пурпурного цвета, которую я убедила сделать на своей челке самого терпеливого на свете стилиста, Брендана, выглядела катастрофично. И хотя Филипп и все остальные члены семьи были слишком тактичны, чтобы делать мне замечания, я начала осознавать, что мои новые красные чулки в сеточку были темой для всеобщих шуток. Каждый новый день был более скучной копией предыдущего. Во время моего утреннего похода в торговый центр некогда радужное небо давило на меня, как стальной шлем. Сороки, которые раньше приземлялись у моих ног, с беззаботной свободой, доступной только птицам, упорхнули в какие-то другие края. Даже птицам я наскучила.

Можно было попробовать визит ко врачу, но я знала, что она достанет свой блокнот с рецептурными бланками и посоветует мне больше заниматься. У меня не было желания присоединяться к армии напичканных лекарствами женщин с фальшивыми улыбками и расширенными зрачками, скрывающими их нестабильное эмоциональное состояние.

Если бы я была героиней романа, я бы поехала во Францию и завела интрижку с фермером, выращивающим лаванду. Но даже если бы я могла поступить так с Филиппом, какому уважающему себя фермеру я была бы нужна? Он бы посмеялся над моим школьным уровнем французского и возненавидел за крошки от круассанов, рассыпанные по каменному полу, выполненному по его индивидуальному проекту.

Вместо этого, чтобы оживить свою жизнь, одним томным воскресным днем я разбила салатницу. Я никогда не была любительницей бить посуду. Она упала на землю с приятным грохотом в тот самый момент, когда я осознала, что на самом деле мне нравилась эта салатница. Немецкая, из белого фарфора, с нежными волнистыми краями и, наверное, неповторимая. Раньше я бы предпочла разбить что-то дешевое и не слишком нужное, например одну из мисок для кормления Джоны. Но та милая женщина с чувством собственного достоинства и слишком заботящаяся о чувствах других, чтобы бросать что-то тяжелее носка, исчезла. На ее место пришла истеричка.

Единственное, что шокировало меня больше, чем звук фарфора, раскалывающегося на напольной плитке, было лицо Филиппа. Он побледнел. Его губы сложились в трубочку. В звенящей тишине я была почти уверена, что он схватит ключи от машины и выйдет за дверь. Он имел на это полное право. Мне почти хотелось, чтобы он так и поступил, – я слишком устала переживать, что он оставит меня за то, что я слишком старая, слишком толстая, слишком зацикленная на себе и все в таком духе.

Глядя на осколки разбитого фарфора, я ждала. Несколько секунд спустя я со стыдом наблюдала, как он потянулся за совком и сгреб осколки на полу.

Без сомнения, наш брак висел на волоске. Как бы то ни было, связь между нами стала прочнее после недавней борьбы с раком груди. В течение нескольких месяцев после операции мы жили, прильнув друг к другу, как пара моряков после кораблекрушения. Тем не менее, как только ситуация наладилась и мы свыклись с мыслью, что я не собираюсь помирать немедленно, мы перешли в состояние доброжелательного нейтралитета. Как связанные между собой сомнамбулы, мы дрейфовали между повседневными совместными чаепитиями и посиделками перед камином с сопряженными айпадами.

Еще, конечно, был Джона. Наш неуравновешенный, сидящий на лекарствах сиамский кот, ожидающий, что каждую свою минуту я буду посвящать ему.