Миша Бастер - Перестройка моды

Многому свойственно возвращение; сейчас же такое время, когда бюрократов и моральных уродов становится больше в прогрессии, значит, скоро будут проявляться и нормальные люди. Конечно, им будет гораздо сложнее, чем нам, потому что на тот период были люди, обладающие разнообразным опытом, и все они объединялись в рамках общей коммуникации. Но что-то обязательно будет.

6. Андрей Бартенев, 1990 год. Фото Андрея Безукладникова

Художник-перформер, активный участник клубно-богемного андеграунда девяностых. Автор десятка костюмированных шоу и моделей-конструкций в коктейльном духе «Оскар Шлеммер встречает Александра Родченко, а Дягилев Мейерхольда».

А.Б.Представьте себе Норильск, почтовый ящик с крупным предприятием металлургической промышленности. Место, где добывают и производят никель. В этом уникальном регионе я родился и жил достаточно долго. Город представлял из себя некую коммунистическую мечту, такой трудовой град-сказка. В семидесятых, наверное, он достиг своего расцвета и наибольшего соответствия эталонным ожиданиям. Называлось это все «город образцового содержания». И, несмотря на то, что он находился на полуострове Таймыр, туда свозилось и стекалось много разного: была своя культурная жизнь, в которой участвовали те, кто ехал на Крайний север за повышенными зарплатами и те, кого выпускали из близлежащих тюрем. Было свое северное норильское телевидение, Театр Юного Зрителя, драмтеатр имени Владимира Маяковского, где начинал свою карьеру Иннокентий Смоктуновский, кинотеатры и местная филармония. Была студия документального кино.

Архитектура располагалась на фоне сказочных зимних пустынь. Построено многое было и в тридцатые годы, и в пятидесятые, в стиле сталинского неоклассицизма, и, как теперь мы уже знаем, данная территория так же являлась одним из отделений развитой сети ГУЛАГа, уложившая сотню тысяч безымянных человек в одной погребальной яме на горе Шмитихе. Но об этом в период моего детства никто в городе даже не слогал каких-то мифов. Город захватывали другие события. По нему, помимо жителей, гуляли неплохо зарабатывающие приехавшие рабочие, строители и выпущенные уголовники. Последним улететь сразу из города было достаточно сложно, девать себя некуда и они прогуливали все, что у них было в достаточно дружелюбном и миролюбивом настроении. Хотя амнистии, приуроченные к юбилейным датам, порой и выливались в какой-то мелкий криминал. Подойдет к тебе такой разбойничек и скажет: «Ой, какая на тебе замечательная рубашечка, как она мне нравится. Да и ты мне нравишься тоже, пойдем со мной!..»

Но стоит отметить, что доброжелательность преобладала, и, несмотря на то, что город представлял из себя удаленную закрытую структуру, само сообщество в городе было невероятно интернациональным, конфликтов на национальной почве никаких не было. Дружелюбие – это вообще типично северная черта. Вместе жили рабочие и ссыльные, финны, строившие спецобъекты, эстонцы, которые жили этажом выше, и татары – этажом ниже. Кого там только не было…

Местные, вылизанные пургой сказочные пейзажи, требуют отдельного описания. Снег лежал девять месяцев в году, в три месяца умещались весна, лето и осень, а потом опять снег в сентябре. Зимние ночи придавали снегу сказочный ультрамариновый оттенок. В нем отражалось черное небо круглосуточной полярной Ночи. Дневного света в «полярную ночь» не было подолгу, но вместо солнца светился снег. И эта зимняя сказка светящегося снега тянулась по несколько месяцев. И было северное сияние, полярные совы, бакланы и чайки. Полярные олени, которые иногда проходили через город… Коров там не было, и когда я увидел впервые коров, то радостно закричал: «Мама, смотри какие большие собаки!»

Из быта вспоминается проживание в коммуналке, где с детства меня окружали вертолетчики, одетые в синюю униформу и фуражки с кокардами. Форма была красивая, но пилоты выглядели особенно шикарно в унтах на собачьем меху и цигейковых летных куртках. Гражданские почти круглый год носили крытые шубы, меховые шапки и валенки. Унты в бисерной расшивке зимой не спасали, только толстые валенки и многослойные шерстяные носки. Про себя я помню, что категорически требовал себе армейский ремень со звездой к шубке, и серьезно относился к тому, в какой рубашке пойти в детский сад. Предпочтение отдавалось рубашкам в горошек, и раппорты с кружочками импонировали больше, чем квадратиками.