Миша Бастер - Перестройка моды

М.Б.Как трансформировалась идея твоих модных показов после Петровского?

А.П.Все перформансы, которые я делал в конце девяностых, сводились к тому, чтобы показать качество идеи и материала. И на смену авангарда пришло понимание вневременного, которое гораздо шире и повторяется, возвращаясь. От авангардных действий осталась специфика выжимки чистых эмоций. Так и случился огромный проект «12 месяцев», в который поместилась практически вся повседневная мода СССР. По сути, это была империя в вещах – XX век. Империя, которую никогда не вернуть. В этот цикл были включены многие ранее заготовленные коллекции.

В историю «Солнечные цветы» вошли вещи из моей коллекции с мотивом цветов от начала до конца века. Платья, рубашки, шляпы с цветами, предметы для удержания тепла. Все вещи я уже распределил по годам: от романтического понимания этой темы в двадцатые годы до девяностых, когда мотив цветов приобрел некоторую вульгарность.

Затем была история «Последнее танго», куда вошли вещи со времен первой волны эмиграции, диссидентов до последней волны, которая проходила на моей памяти. Коллекция состояла из черных и белых вещей, как некий «полосатый рейс». Образ последнего танго и запах последнего обеда в ресторане перед тем, как покинуть Родину, старался передать всеми средствами. Музыкальное сопровождение соответствовало: «Здесь под небом чужим», в духе Вертинского, «Кто послал их на смерть», про людей которых колбасило от бегства из родных мест. Песни диссидентов и Аркадия Северного.

Следующая история – «Шпионские страсти», в которую вошли предвоенные костюмы. Напряженные образы людей в униформе разных служб, стукачей в гражданке, с сохранением определенного лица и умения их носить. Форма к этому обязывала. В давние времена – это умение называлось выправкой, умением «носить лицо», правильно держать плечи и попку.

«Мертвый разведчик» тоже был прощупан от Первой Мировой до Чечни.

Вещи были зеленые, камуфляжные. И женщины всю историю машут платочками, только материалы платья меняются: от черного платья из кримплена до Версаче, в котором в девяностые приходили телки на похороны, жены каких-то кабанов, в ботфортах и черных платьях с блестками. Все машут с надеждой, а получают обратно фотографию или бокс. Запах у этого всего одинаковый: что у летчика в куртке из козьей кожи, что у «афганца» в кроссовках «Адидас».

Каждая история – это музей. Через такие блоки я и закрывал XX век. Этот проект я закончил за один год. Начал его первого января 2000-го, а закончил в январе 2001-го года. Каждый месяц показывал по одной истории. У этих историй точно нет финала, я до сих пор дополняю их новыми экспонатами. Мелкие проекты сейчас делать совсем не интересно, когда есть материал на фундаментальные, а это все очень высокобюджетно.

Я готовлю историю из всего, что собирал. А это огромный музей вещей, инсталляция длинною в жизнь. С двухтысячного года я сотрудничаю с Робертом Уилсоном, и последний наш совместный проект прошел на биеннале в Валенсии, где я делал инсталляцию «От белого к черному», скомпонованную из платьев и обуви. Я работаю с крупными инсталляциями, а это не продашь, но можно показывать. Андрей Бартенев написал в своей книге, что Петлюра войдет в историю искусства как исследователь человеческих отходов. Я же сам себя считаю чемпионом мира по мусору. Выезжая в любой город, я за неделю сгребал местный мусор, и делал с ним шоу, как было в Граце. Бытовой мусор на самом деле – многогранная тема, по состоянию которой возможно определить и состояние культуры страны в целом.

М.Б.А в послесловие…

А.П.Ну что ж. Была коммуникация, она дала свои корни, отростки. Всем есть, что вспомнить. Даже сейчас встречаются люди, которые относят себя к кругу Петровского, вспоминают его, как место первой встречи. Люди, которые реально любили, уважали Петровский, как событие, относятся к нему с почтением и вниманием. Некоторые пишут монографии и даже спрашивают разрешения сослаться на мою скромную персону, как на учителя, указавшего направление в развитии.

Или вот недавно иду по улице, какой-то мужчина: «Ой, Александр Ильич, а можно я вас угощу». Я сразу в отказ, мол, я ресторанов не посещаю». А он: «Поймите меня правильно, я маленьким вместе с мамой ходил на Петровский, просто как дань уважения»… Даже те мажоры, которые выросли в округе, живут легендами об этом месте. Значит, все-таки положительный момент от процесса имеется. Заходил на неделю российской моды – а там половина людей либо приходили на Петровский, либо начинали как перфомансисты.