Айгуль Михневич - Примерь мои туфли. Исповедь беглянки

Когда я была ещё совсем маленькой, дядя, получив работу, ненадолго переехал с семьей в другое село. Там они жили в светлом красивом домике, там было тихо и уютно. Как-то раз нас с сестрой отправили к ним погостить. В один «прекрасный» день со мной случилась неприятность – поскользнулась на досках и попала одной ногой в выгребную яму. Стеснялась выйти до тех пор, пока за мной не пришли. Бедная, бедная тётушка! Ей пришлось отмывать чужого ребёнка от известной субстанции. Но она молодец, делала это смеясь, всячески стараясь скрыть отвращение. Я очень долго переживала из-за произошедшего.

Дорогой мой читатель, ты, конечно, смотрел индийский фильм «Миллионер из трущоб». Помнишь, кто выиграл тот самый миллион? Правильно, мальчишка, нырнувший с головой в выгребную яму, чтобы получить автограф звезды.

Если ты попал хоть какой-нибудь частью тела в «пахучие субстанции», помни: это как минимум к деньгам!

Эту тётушку я буквально боготворила в раннем детстве. Она меня очень любила. Помню, как сразу после дойки коровы она наливала мне кружку парного молока. Приезжая в деревню, я с радостью бежала к ней обниматься. Она была очень ласковая. Но потом что-то сломалось. Напряжение в доме росло, её отношение ко мне менялось, и я это чувствовала. Не знаю, что стало причиной этой перемены.

В доме были строгие правила, нарушать которые было опасно. Одно из них: ни в коем случае не ссориться с дядюшкиными дочками. Им можно всё. Они принцессы. Гости должны помнить о том, что они только гости. Моя мать боялась ссориться с дядей, так как он мог не пустить её на порог родительского дома. Поэтому мы были вынуждены молча всё принимать.

Мне было тринадцать, когда перед восьмым классом я попала в деревню на всё лето и никак не могла оттуда выбраться. Я умоляла братьев и сестёр матери, приезжавших ненадолго, забрать меня с собой. Но все хотели дать ей отдохнуть от детей, посадив нас на шею бедной тётушки.

В одно утро её средняя дочь Регина, которой тогда было девять лет, взяла плётку и больно ударила меня на глазах у своей матери. Та только усмехнулась и ушла по своим делам. Я молча проглотила слёзы.

Спустя много лет мы вспоминали деревню, говорили о разных методах воспитания в семье. Я напомнила Регине, что они были в привилегированном положении, рассказав об этом эпизоде. Она, конечно, тут же попросила прощения. А её мать потом сказала, что это ложь. Понимаю, такие вещи лучше назвать ложью, чем признать, что это было в порядке вещей. Такие же фокусы девочка пробовала проделывать с другими родственниками. Один из них без лишних разговоров кинул её в озеро. А я не могла физически и морально. Ссориться с семейством дяди было опасно. Они с лёгкостью объявляли бойкот провинившемуся родственнику. И потом мы смотрели на их кислые лица и просили прощения, ожидая милости хозяев. Я лично проходила через такое.

В деревне я получила отличное трудовое воспитание. Помимо мытья посуды на озере, мы мыли деревянные полы, ползая на корточках, участвовали в генеральных уборках в доме, пололи огромное картофельное поле и садик, поливали грядки с овощами и фруктовые деревья. Мы помогали готовить еду – чистили картошку, рыбу. Да, именно тогда я научилась чистить рыбу, которую каждое утро ловил дедушка. Мальчики убирали навоз, косили траву на сено и выполняли прочую мужскую работу. Для меня это был бесценный опыт. Когда мы с мужем купили дом под Минском, я с радостью занималась собственным огородом, сажала овощи, полола грядки, косила газон.

Бедная, бедная тётушка! Как тяжело ей было с нами! Помимо ведения домашнего хозяйства и ухода за оравой чужих детей, она умудрялась работать в школе в соседней деревне, где учились её драгоценные девочки. А когда дядя стал владельцем местного магазина, она ещё и за торговлей следила.

Иногда я ужасно её огорчала. В то же «весёлое» лето 1996-го года как-то раз неосторожно я вышла из комнаты бабушки. Открыв дверь, встретила злобный взгляд бедной тётушки.

– Не видишь, куда прёшь?! – крикнула она.

В это время шла какая-то работа, которую я никак не могла увидеть сквозь деревянную дверь. Должно быть, я очень сильно помешала, следовало как-то иначе покинуть помещение, но не получилось.

Это был, кажется, второй месяц моего заточения. Странная девочка, я побежала на второй этаж и написала слёзное письмо матери, умоляя забрать меня. Попросила одну из её младших сестёр передать его. Не сработало. Домой я уехала только в конце августа.