Ольга Лазорева - Дамские пальчики

– Давай расстанемся.

День стоял в этот момент передо мной совершенно голый. Его стройное изящное тело вздрогнуло, будто от удара. Я увидела, как расширились зрачки его глаз, как чуть приподнялась припухшая от поцелуев верхняя губа, словно у обиженного ребенка. Помолчав с минуту, он начал говорить, не отрывая от меня глаз:

Вот и поговорили!

12 марта

На праздники я уехала к родителям. День все понял и не обиделся. Лучше бы я этого не делала! Хотя… уже и не знаю, что лучше. Вчера вечером он приехал ко мне, и я мгновенно поняла, что разлука его губит еще сильнее, чем любовь. Когда я увидела его измученный взгляд, его побелевшие губы, то неожиданно для себя и для него расплакалась. Он начал утешать. Закончилось все ужасно. Под утро День потерял сознание.

Никогда не забуду его лицо! Он лежал на полу на ковре совершенно белый, с приоткрытым бесцветным ртом и запавшими веками, обведенными синевой. Я склонилась над ним, пытаясь уловить дыхание. Меня трясло. Я схватила его запястье. Пульс был очень слабым и неровным, рука – обмякшей и холодной. Бросилась к аптечке. Не сразу смогла вскрыть ампулу с нашатырным спиртом, потому что меня продолжала бить крупная дрожь.

И вот он пришел в себя. Дыхание стало более ритмичным и глубоким. Вначале порозовели губы, потом дрогнули ресницы, веки начали медленно подниматься. И вот, наконец, я вижу его глаза. Как он смотрел на меня! Так нежно, так долго и глубоко, словно прощался навсегда.

Душа моя застыла, и я приняла решение.

19 марта

Вот и все! Вчера все закончилось. Умру от боли! Умру! Но иначе нельзя. Попросила помочь моего давнего друга Глеба. Ничего другого придумать не смогла. Ему тридцать лет, выглядит он великолепно. Очень красивый и стильный. Глеб приехал вечером. Я зачем-то наставила полную комнату свечей. Открыла бутылку вина, налила в два бокала. Потом надела короткий алый халатик, волосы растрепала. Пришлось подрумяниться, потому что была ужасающе бледна.

Глеб смотрел на эти приготовления, чуть улыбаясь, и, видимо, не совсем понимая. Он раздеваться полностью не стал, остался в брюках. Мне показалось это смешным: голый накачанный торс и дорогие шерстяные брюки с кожаным ремнем. Но я была не в себе и плохо соображала, поэтому промолчала. Глеб, видя в каком я состоянии, пытался меня успокоить. Он протянул мне бокал. Мы выпили. И тут раздался звонок в дверь. Я так сильно вздрогнула, что уронила бокал. А потом тупо смотрела, как вино медленно растекается по светло-голубому ковру. Мне показалось, что это лужа крови, голова закружилась. Но Глеб слегка тряхнул меня за плечи. И я, с трудом оторвавшись от созерцания алого пятна, пошла открывать.

Распахнула дверь и тут же отошла, страшась объятий и поцелуев. Помню, ноги у меня были словно ватные, и я боялась упасть прямо в коридоре. День снял куртку и внимательно посмотрел мне в глаза. Потом, так же молча, зашел в комнату. Я почему-то метнулась к Глебу, который обнял меня. Я благодарно привалилась к нему, пытаясь устоять на подгибающихся ногах.

Все еще думаю, как сердце может вместить столько боли и тут же не разорваться?! Оказалось, что может. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Пауза сильно затянулась, и Глеб пришел мне на помощь.

– Нас не представили. Но, как я полагаю, Денис? – спокойно спросил он и крепче прижал меня к себе. – Дело в том, приятель, что мы с Лилей встречались раньше, а потом разошлись из-за совершеннейшей ерунды. Но любовь не обманешь. И вот мы снова вместе. И завтра идем подавать заявление. Это уже решено.

Помню, что я уткнулась в его грудь лицом, чтобы только ничего не видеть и не слышать. Глеб тихо гладил мои волосы. Раздался шелест бумаги, потом шаги в коридоре и звяканье упавших ключей. Дверь закрылась. А я все еще была словно в столбняке.

Тут Глеб разжал объятия и усадил меня на диван. Потом поднял с пола лист бумаги и протянул мне.

– Денис обронил, – сказал он.

– Спасибо, – ответила я, судорожно сжав бумагу и не поднимая глаз.

– Слушай, Лилька, у твоего парня та-а-акие глаза, что мне даже захотелось поменять ориентацию, – попытался пошутить Глеб.