Ольга Лазорева - Спелая ягода

– Оля, можно я к тебе приеду? – услышала я в восемь утра взволнованный голос своей подруги Иры, или, как все почему-то называют ее, Ириски.

Я отодвинула телефонную трубку от уха и зажмурилась. Потом закрылась одеялом с головой, но тонкий голосок продолжал звучать, казалось, прямо у меня в мозгу.

– Хорошо, приезжай, – сдалась я на ее настойчивые просьбы.

Ириска была моей институтской подружкой. Мы окончили исторический факультет университета, но так получилось, что обе не работали по специальности. Ириска сразу после выпускного выскочила замуж, родила дочку и прочно засела дома. Она всегда была пухленькой, беленькой, какой-то уютной и олицетворяла собой образ идеальной жены и матери. Ее голубые круглые глаза смотрели на мир наивно, розовые губы улыбались с готовностью на любую, даже не совсем удачную шутку, душа была мягкой и отзывчивой. В квартире у Ириски вечно жили какие-то подобранные ею на улице собаки, кошки, один раз даже обитал уж, которого она нашла в скверике прямо в центре Москвы, но это не мешало ей поддерживать в доме идеальный порядок. К тому же Ириска справедливо полагала, что общение с животными благотворно влияет на воспитание ее дочери. Всех найденных животных она ухитрялась пристраивать по знакомым и друзьям. Но на их месте тут же появлялись другие. Ириска звонила мне и со слезами в голосе сообщала, что она шла из магазина (музея, парикмахерской, гостей и т. д.) и увидела «такого маленького грязного котенка… он так жалобно пищал и смотрел такими грустными глазками». Естественно, она его подбирала и несла домой. Муж Ириски, его звали Лев, обожал ее и всячески баловал, как, впрочем, и дочку, точную копию мамочки. Он был старше Ириски на восемь лет, работал в крупном банке, занимал, насколько я знала, ответственный пост и был вполне обеспеченным мужчиной.

Обе мы пребывали, как говорят французы, в «возрасте элегантности». Они определяют этот возраст от 30 и до не установленных границ, потому что элегантность почему-то у каждой женщины исчезает в разное время. У кого-то уже в 35—40, у кого-то в 70, а кто-то и на смертном одре выглядит элегантно. Хотя надо заметить, что некоторые женщины вообще не знают, что это такое. В общем, Ириске было 37 лет, а мне уже 40. Я среди подруг всегда считалась «дамой передовых взглядов». Когда я развелась с мужем, подруги меня не поняли, считая, что мой брак был на редкость удачным. Когда я ушла с работы и стала жить, как сейчас модно говорить, на ренту, они долго обсуждали это решение, но к единому мнению так и не пришли. А когда случилось так, что ко мне совершенно случайно попали записи девушки, ставшей порнозвездой, и с легкой руки моего приятеля Саши, редактора одного из издательств, я опубликовала их под своей фамилией, мои подруги пришли в шоковое состояние. Хуже всего было то, что ни одна из них не верила, что появление этой книги, получившей название «Я – порнозвезда», действительно случайность и что я к этому тексту не имею никакого отношения.

– Ты с ума сошла, если написала такое, да еще и опубликовала на старости лет! – говорила с возмущением Лена. – Это же стопроцентно порнушный текст! К тому же свою фамилию поставила. Хотя, – после паузы все-таки добавила она, – лично я прочитала с большим интересом. И много чего полезного для себя почерпнула, именно как женщина.

Лена – самая младшая из нас. Ей недавно, в апреле, исполнилось 33 года. Но она самая серьезная. Я иногда удивляюсь ее целеустремленности. Этакий маленький изящный локомотивчик, упорно двигающийся к своей цели и тянущий за собой целую компанию. Лена в прошлом году заняла должность директора рекламного агентства. Она пока не замужем и, насколько я знаю, не собирается.

– Вместо того чтобы такую порнушищу писать, лучше бы выпустила хорошую книжку для женщин, какое-нибудь пособие, как жить и не стареть, или, если ты уж такой спец оказалась, то что-нибудь занимательное и полезное о сексе, – добавила она.

– Это не мои записи, – попыталась я объяснить в который раз. – Все получилось случайно.

Но Лена недоверчиво покачала головой и погрозила мне пальцем.

Четвертая наша подружка, поэтесса Злата, также не одобрила выход этой книги. Она тяжело вздохнула, посмотрела на меня укоризненно и тихо пробормотала:

– Как ты могла, Олюшка! Ведь ты вполне приличная женщина!

– Но если даже ты мне не веришь, то оправдываться бесполезно, – удрученно заметила я и перестала что-то кому-то доказывать.