Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

АХМАТОВА. А я вижу, Коля, ты свое предназначенье, быть может, высокое, свел к тому, чтобы разыгрывать из себя Дон Жуана.

ГУМИЛЕВ. Никого я не разыгрываю. Я играю себя, каков ныне. Я главный синдик Цеха поэтов. Мы создали издательство «Гиперборей». Мы выпускаем журнал «Гиперборей». И это в то время, когда я возглавил литературный отдел журнала «Аполлон».

АХМАТОВА. Ты еще, Коля, студент Университета.

ГУМИЛЕВ. Да.

АХМАТОВА. И муж. И отец.

ГУМИЛЕВ. Да.

АХМАТОВА. И Дон Жуан.

ГУМИЛЕВ. Это же превосходно!

АХМАТОВА. Я теряю о тебе представление. Ты существуешь в яви или нет. Или ты вовсе еще не мужчина, а подросток, который еще весь пребывает в фантазиях. Для него мир - одни романтические цветы и жемчуга.

ГУМИЛЕВ. Я поэт. Кстати, и ты поэт, Аня. Не надо играть тебе роль жены. Она к тебе не пристала.

АХМАТОВА. И даже матери. Ты прав.

ГУМИЛЕВ. Просто мы еще молоды, чего же лучше. Слава Богу, моя мама заботится о нас и у нее есть еще кое-какой капитал. Лучших дней у нас не будет. Но ты невесела, как пленница, хотя ты свободна и вольна жить, как хочешь.

АХМАТОВА. Я свободная пленница? Это правда. Но я такой росла и в своей семье. То пленницей смертной доли человека, то пленницей муз и Феба, то пленницей любви...

ГУМИЛЕВ. Здесь твое призвание, Аня, и счастье, и мука.

АХМАТОВА. Я знаю.

ГУМИЛЕВ. Да, нет измен. Это игра, которой все упиваются в «Бродячей собаке». Тебе там не нравится, я знаю, но это свет без аристократических и буржуазных условностей; высший свет и богема всегда сливались у театральных подмостков.

АХМАТОВА. Почему же? Мне в «Бродячей собаке» нравится бывать, как в театре за кулисами. Только и там я ощущаю себя пленницей своих и чужих желаний. И смертной доли человека, как на сцене бытия.

ГУМИЛЕВ. Это я понимаю. Ты поэт.

АХМАТОВА. Но ты-то ведешь себя иначе.

ГУМИЛЕВ. Как?

АХМАТОВА. Ненасытным Дон Жуаном.

ГУМИЛЕВ. Опять!

АХМАТОВА. Это ты опять. Хочешь оставить? Так и скажи. Надоело мне быть кукушкой на часах.

ГУМИЛЕВ. Я еще успею на поезд. А ты оставайся кукушкой на часах.

Гумилев поспешно выходит из комнаты, Ахматова бросается за ним; вскоре хлопает входная дверь; Ахматова возвращается со свечой.

Вдруг являются ряженые - это гипербореи ( Осип Мандельштам, Кузьмина-Караваева с мужем, Лозинский ...) Среди ряженых и Гумилев...

АХМАТОВА. Кто такие? А, узнаю... Гипербореи!

ГОЛУБАЯ МАСКА. В праздники нелепо сидеть в вашей студенческой конуре.

АХМАТОВА. Это похищение?

ГУМИЛЕВ В МАСКЕ. Мы уедем туда, где исстари обитали гипербореи.

АХМАТОВА. В Царское Село?

ГОЛУБАЯ МАСКА. Может статься, дальше «Бродячей собаки» не доедем.

МАНДЕЛЬШТАМ В МАСКЕ. Вперед!

АХМАТОВА. Постойте! А почему вы не спрашиваете, где Гумилев?

МАНДЕЛЬШТАМ В МАСКЕ. Это похищение Сафо, в котором участвует, уж конечно, и Алкей!

Уходят, и возникают виды вечернего Петербурга в рождественские дни.

Крупным планом эмблема кабаре «Бродячая собака», спадающая, как занавес. Один из новогодних вечеров с елкой и ряжеными, с чтением стихов поэтами... На сцене мы узнаем то Сергея Городецкого, то Алексея Толстого, то Осипа Мандельштама, между тем Хор девушек и юношей составляет публику на просцениуме.

СЕРГЕЙ. Вчера здесь была разыграна мистерия Михаила Кузмина в постановке Николая Евреинова...

ЕВГЕНИЙ. Это серьезно.

СЕРГЕЙ. «Вертеп кукольный».

ЛИКА. Это еще серьзнее, хотя куклы - народ несерьезный, неживой.

ЛАРА. «Вертеп кукольный» - это на сцене. Младенец Христос и все такое. А в зале была «Тайная вечеря».

Два немолодых актера заглядывают в зал и переглядываются.

СЕРАФИМ. Мы сидели, разумею, апостолы, за длинным столом при свечах, и чудо, тут явились ангелы с серебряными крыльями и с горящими свечами в руках...

ГАВРИЛА. И пели ангелы серебряными голосками... Апостолы возрыдали. Я был прямо счастлив.

СЕРАФИМ. Детишки из приюта... Я думаю, все это на грани ереси... Даже веру горазды превратить в театр для потехи публики...

ГАВРИЛА. А что сейчас?

СЕРАФИМ. Свой вертеп представили поэты. Читают стихи. Важный народ, а играют словами, как дети. Лучше пойдем выпьем. Поэзия без вина меня не пьянит. Возраст не тот.

ГАВРИЛА. А может быть, поэты не те. (Декламирует.) «Я послал тебе черную розу в бокале // Золотого, как небо, аи...». Вот это фокус! Падаешь замертво.