Евгений Подгаевский - Муха, или Шведский брак по-русски

— Ко всем, что ли, без разбору ломятся? — поразилась Люба.

— Считается, что только к родне жениха и невесты. Но могут «наказать» и тех гостей, которые не досидели до конца свадьбы. Или случайных встречных, таких, вот, дурочек, как мы с тобой.

Ряженые уже раскрыли настежь ворота, ввалились во двор, кто-то полез в курятник, кто-то выводил из дома под руки «провинившихся» хозяина с хозяйкой («провинившиеся», правда, сами покатывались со смеху). Их уложили на две двухколёсные тачки, сделали им «операцию» — разбили над ними молотком старый ржавый чугунок — и давай катать в развод кругами по двору, выделывая «восьмерки», как фигуристы парного катания, изображающие встречу и разлуку. Хозяйка истошно вопила со своей тачки.

Подруги, скривив в усмешке рты, наблюдали за этим действом — экзотическим для Любы и привычным для Вали. Глядь — а ряженые уже и к ним направились.

— Всё, прощай колбаса, — сказала Валя. Из её сумки торчала палка варёнки. — Убегать — ещё хуже, догонят и уж точно грязью измажут.

Ряженые быстро обступили подруг. Страшненький, пучеглазенький гармонист в вывернутой наизнанку шубе, притоптывая и растягивая гармонь, выдал частушку:

Люба в лёгком ужасе закрыла рукой рот. Такого «художественной самодеятельности» она не ожидала.

- Бесстыдник ты, Федька, — беззлобно покачала головой Валя. — Сам сочинил? Из личного опыта?

— Ну! Моя новая произведения. Её у нас ишо не все слыхали.

— А если жёнке расскажу?

— Не-а, не расскажешь! Не посмеешь. Отдай колбасу, не то ишо не то спою.

Он развернул гармошку:

— На! — Валя быстро бросила колбасу в сторону гармониста. Её на лету весело подхватил один из его ряженых «помощников». — Проваливайте!

Ряженые с достоинством склонили головы — в знак благодарности — и тут же развернулись. Валя с Любой их больше не интересовали.

— И много тут таких поэтов-песенников? — спросила Люба. — С личным опытом?

— Ой, не воспринимай серьёзно. Всё ж понарошке.

— Ага, понарошке! — почему- то не поверила Люба.

— Это наше шведянское народное творчество, — продолжала Валя.- Ну, немножко некультурное, это да. Народ оттягивается, шалит слегка. Давай простим их, неотёсанных, а? Нашему шведянскому населению без придури жить скучно будет.

— Давай, — согласилась Люба.

Подруги подошли к зданию поселкового медпункта, у которого, держась одной рукой за ухо, их поджидал щупленький, небольшого роста, мужичок.

— Здрасьте, — сказал он, морщась.

Валя покачала головой:

— Вот как, Тимофей, тебя достало, даже в перерыв прибегаешь. Сам виноват, тянул до последнего. Что за народ!

— Да я кругом виноват, — почему-то обречённо махнул свободной рукой Тимофей.

Открыли запертую дверь, зашли.

— Сегодня Вам укол и электрофорез, — сказала Люба Тимофею.

— В кабинку и на кушетку! — скомандовала Валя. — Сейчас со шприцем приду.

Обе они облачились в белые медицинские халаты и подошли к раковине. Открыли кран с водой.

— Это ж его жена была, — сообщила Валя, намыливая руки.

— Кто? — Люба взяла мыло у Вали, стала тоже мыть руки.

— Да Катька. Которая на мотоцикле.

— А-а…

— А про колбасу маме не рассказывай. А то схватится за голову.

— Ладно, — пообещала Люба. — Хорошая она у тебя. Я иногда к вам зайду — а тебя нет. Так я с нею беседую, даже секретами делюсь. И её послушать, знаешь, очень интересно бывает.

… Валя, сделав укол, пациенту, направила ему на ухо аппарат для прогревания и вышла из кабинки.

В кабинете Люба расставила на столе две чашки, вазу с печеньем.

— Почаёвничать успеем? — спросила.

Валя подвинула будильник на окне, посмотрела на циферблат.

— Успеем.

Стали пить чай. Валя вернулась к прежнему разговору:

— Мама, между прочим — я тебе не говорила? — рассказы, истории всякие сочиняет.

— Нет, не говорила. А про что?

— Да как сказать… Она говорит — всякое в жизни бывает. Нету, мол, ничего такого, чего бы взаправду не могло произойти. Ну и описывает. Но я думаю, больше выдумывает. Я тебе дам её тетрадку, захочешь — почитаешь.

— Хорошо. Хотя… я могла бы, пожалуй, туда ещё одну историю добавить.

Сказала это Люба и погрустнела. Отставила чашку, к окну отвернулась.

— Какую, Люба? Да что с тобою?

— Мы ведь почему сюда переехали? Утащила я Василия из города — подальше от его любовниц. Продавщицы, буфетчицы, парикмахерши…