— Ну что, дядя Миша?
— Спасу нет, болит все. Сперва было полегче от уколов, теперь и уколы эти не помогают.
— А вы, дядя Миша, постарайтесь, перетерпите, Александра Васильевна другое назначение сделает, и вы подниметесь.
— Я постараюсь, буду стараться… А ты подскажи ей, Аля. Я постараюсь. Пришла ты, хорошо…
Михаил Васильевич как только смог повернул голову, чтобы на Алю смотреть. Он зарос щетиной, нос заострился, лицо его, шея, руки — все сработалось, износилось, огрубело-омертвело от жизни, где была только тяжелая работа, война, плен, голод и снова работа. Аля перед ним — это другой мир, это юность, жизнь, незнакомые Гульнову небесная чистота и нежность.
— Хорошо… — смотрит на Алю. — Вот помру я, Аля.
— Зачем вы, дядя Миша? Вы должны жить, тетя Маша ждет вас…
— Ждет. Жалко Маню. А зачем жил? Не знаю. Жил, жил, а зачем, не знаю. Вроде все собирались жить, а потом война. А на войне мучили меня. Я ведь в плену был всю войну, мучили меня… И никто не жалел. Немка одна пожалела, один раз пожалела немка, красивая, как ты, Аля.
Колбасы принесла нам, корзину колбасы, красивая, пожалела. Теперь умру. А был я мужиком, был мужиком на земле, один раз, а больше не буду, помру теперь. А зачем был? Такого рядом со мной не было во всей жизни, как вот ты, Аля. В земле мы, в земле, чистыми, как ты, не были, не знали… Думал я, чистые не для нас. А ведь я тоже человеком был на земле, один раз. А зачем был, не знаю. Коль бы не умирал я, не пришла бы ты, такая, посидеть возле, не стала бы слушать меня, говорить бы не стала, жалеть…
— Стала бы, стала, дядя Миша, не надо так говорить. — Аля положила нежную руку свою на грубую, черную руку Гульнова. — Видите, я руку вашу держу, стала бы, стала…
Михаил Васильевич закрыл глаза и заплакал. Он больше не открывал их и ничего не говорил. Аля посидела и поднялась:
— Дядя Миша, я приеду еще, а вы постарайтесь, потерпите.
Михаил Васильевич не ответил. Аля пошла к выходу.
Из Дорофеева грузовик прошел по мосту через Судогду, потом обогнал трактор с тележкой, а навстречу ему необычное для этих мест такси, «Волга» в шашечках. Кто-то едет в деревню. Поднимается такси на холм, по улице едет, по колдобинам, сворачивает к конторе. Останавливается. Из машины выходит молодой моряк, высок, красив, с кортиком, с золотыми нашивками. Направился к Алиному дому. Потрогал дверь. Заперто. Перед домом стал ходить. Он ходит, а в окнах конторы и других домов видны расплющенные о стекло носы.
Наконец появляется Аля. Она идет со своей зеленой сумкой, задумалась, печаль еще не сошла с ее лица. Такси она не замечает, потому что не смотрит по сторонам, а смотрит в себя. И моряка увидела не сразу. А когда увидела уже на подходе к своему дому, от неожиданности остановилась. Не радость и даже не удивление было на ее лице, а мгновенная усталость. Как-то растерялась она, сникла, и усталость проступила во всем ее облике: слишком много на этот день оказалось нагрузки на ее душу. Как только она остановилась, моряк быстро зашагал ей навстречу, тронулась и Аля. Аля подняла свои прекрасные глаза на моряка, и легкая, чуть заметная улыбка иронии тронула ее губы. Ну что, мол, ты еще скажешь мне?
— Здравствуй, Алевтина! — сказал моряк тоже с улыбкой легкой иронии. — Ты не обрадовалась? И даже не удивилась, что я перед тобой?
Аля вздохнула:
— Не удивилась.
— Будем на улице разговаривать?
Аля молча двинулась, рядом пошел моряк.
Дома она присела на диванчик, моряку поставила стул.
— Ты видела, я не отпустил машину? — сказал моряк.
— Правильно сделал, ночевать у меня негде и гостиницы у нас нет.
— Аля, хватит дурить. Я за тобой приехал.
— Опять за мной?
— Опять. Ты же учиться не хотела бросать, но теперь… что тебе теперь мешает?
— Теперь работа, я сама и моя жизнь этому мешают.
— Работа? — ухмыльнулся моряк. —
Я договорился с твоим начальством, и в облздраве был, и в райздраве.
— Сережа, я первый раз в жизни сегодня устала как-то, мне говорить с тобой трудно. Давай выйдем, пройдемся немного, а потом ты поедешь.
— Мы поедем вместе.
Аля встала, и они вышли. Пошли по улице.
Из конторы выглядывают две женщины, и одна другой говорит:
— Видала, какой! А наши-то дурачки на мотоциклах подкатывают. Смех!
Аля с морячком завернули налево и пошли к лесу. По привычной для Али дороге.
— Между прочим, я дома был.
— Как мама там?
— Мама? Мама говорит, езжай, Сережа, и забирай ее.
— Мама… Что же она? Я ведь работаю.
Читать дальше