Юлий Дунский: Гори, гори, моя звезда...

— «Пойду умирать под утесы, где плещет играющий вал!» — закончила дама с алебардой и вздохнула так глубоко, что на ней что-то лопнуло, видимо, лифчик. Дама схватилась за плечо и спросила у пианистки: — Поленька, у вас найдется иголка?

— Владимир Павлович, у нас катастрофа! — сконфуженно сказала Искремасу вторая дама. И оба пажа скрылись за пианино — производить починку.

— Дядько Якиман, поишьте, — сказала Крыся и поставила котелок на скамейку рядом с Искремасом.

— Я не испугался их угроз, — невпопад ответил артист. Он думал про другое. — Ну что ж, они бы меня расстреляли. Подумаешь!.. Но я артист. Я должен ежедневно упражняться в ремесле, как скрипач!.. И даже не в этом дело. Понимаешь, они мои враги!.. И я должен сражаться с ними. Всегда, в любых условиях. Ведь я же могу в самый пошлый фарс вложить иносказание, некий скрытый смысл. Ведь, правда, Крыся?

— Вы поишьте.

— Отстань!.. Я тебе скажу больше: театр — это мое оружие! И я просто не имел права бросать его. Вместо меня сюда пришла бы какая-нибудь мразь и поставила бы… Не знаю, что… «Жизнь за царя»!..

Искремас со злобой поглядел на сцену.

Дамы уже успели вернуться и теперь декламировали, принимая разные позы:

Не выдержав, артист вскочил и замахал руками:

— Не то! Не то! Не то!.. Сделаем по-другому! — Он взбежал на сцену и стал объяснять огорченным дамам: — Поймите, сейчас война! Сейчас все прекрасно знают, как и почему люди идут умирать!.. А эти голубые сопли никому не нужны!

— Я исполняла это в Ростове, в офицерском собрании, — жалобно сказала дама с алебардой. — Меня на руках носили!

— Кто вас носил? Иван Поддубный? — желчно спросил Искремас. Он подбежал к пианино и сыграл мелодию «Пажей» на какой-то свой манер: в лихорадочном темпе, бесстыдно-весело.

— Вы будете петь и двигаться вот так! Пошлость мы доведем до абсолюта.

Он показал как, и дамы испуганно ахнули:

— Но ведь это выйдет шансонетка!

— Выйдет именно то, что нужно! В этой белиберде появится зловещий юмор!.. Прошу!

Искремас оседлал алебарду, как деревянную лошадку, и поскакал вокруг сцены, непристойно оттопырив зад. Дамы скакали за ним, вскидывали ноги и пели:

Крыся смотрела на эту вакханалию с нескрываемым омерзением.

— Пане режиссер! — негромко позвали из зала. — Можно вас на минуту?

Искремас оглянулся и похолодел: между скамейками стоял ревкомовский писарь, тот самый, которого штабс-капитан собирался повесить по закону. Был Охрим в своих галифе и хромовых сапогах, только на плечи накинул рыжую домотканую свитку. Свитка эта была вся мокрая: на дворе шел дождь.

— Вы ко мне, това… э-э… сударь? — спросил Искремас дрогнувшим голосом. И вслед дамам: — Продолжайте.

По дороге на сцену Охрим забрал из Крысиных рук котелок с обедом. Девчушка пискнула протестующе, но Искремас замахал на нее руками, приказывая молчать.

Рядом со сценой был чуланчик — то ли гримерная, то ли комната режиссера. Туда и завел Искремас писаря.

— Они вас отпустили?!

— Они отпустят! — усмехнулся Охрим и пригладил ладонью мокрые волосы. — Утекли мы с председателем.

Рассказывая, он выуживал из котелка картофельные блины-дранцы и с нагулянным в тюрьме аппетитом поедал их.

— Вы можете на меня положиться!.. — сказал Искремас с жаром.

Писарь снисходительно улыбнулся:

— Я тут у вас дождь пересижу.

Искремас заволновался:

— Конечно! Конечно!

За дощатой стенкой затопотали сапоги, забрякали шпоры, раздались офицерские голоса:

— Анюта, Маргарита Власьевна! Какое зрелище очам!

— Ор-ригинально! Ор-ригинально!

Искремас с тоской огляделся: запасного выхода в чулане не было, окон — тоже.

— А где ваш деспот и тиран?

Дамский голос ответил:

— Уединился вон туда…

— С хористочкой?.. Сейчас мы нарушим ихний тет-а-тет!

За стенкой засмеялись, заговорили все вместе, так что слов было не разобрать.

Охрим неторопливо отцепил от пояса фляжку-манерку. Из ее горлышка почему-то торчал фитиль. Писарь чиркнул спичкой, и фитиль, потрескивая, задымил голубым дымком.

— Что это? — прошептал Искремас.

Охрим ответил, не понизив голоса:

— Бомба, самоделочка… Были фабричные, да кончились.

Он поставил бомбу на пол у своих ног, достал кисет и стал сворачивать цигарку.

— Теперь пускай заводят, — сказал он. — В случае чего, тикайте через зал…