Юлий Дунский - Служили два товарища

По звонкой дороге скакал верховой. В том году осень была сухая, холодная. От сухости и холода степь, лежавшая по обе стороны шляха, покрылась паутиной трещин. На краю степи стояло село. Туда и направлялся верховой.

Село это было маленькое и обиженное войной: обгорелый ветряк, церквушка с отбитой головою. Возле ветряка взвод пехотинцев проводил учения.

Бойцы штурмовали колючую проволоку, натянутую в три ряда: кромсали её садовыми ножницами, рубили лопатами, закидывали сверху соломенными тюфяками, чтобы по ним перелезть на ту сторону.

Верховой подъехал к командиру взвода и спросил, не нагибаясь с седла:

— Боец Некрасов — имеется у тебя такой?

Командир качнул головой — нету.

Всадник понаблюдал немного за пехотинцами, посмотрел, как они дерут и без того никудышные гимнастёрки об колючки проволоки.

— Не жалей портков, пехота! — крикнул он поощрительно. Сам верховой одеждой сильно отличался от замурзанных пехотинцев и был доволен этим. Папаху-кубанку он добыл смушковую, галифе — малинового сукна.

Комвзвода стерпел насмешку. У него был свой интерес.

— Слушай, товарищ… Как там насчёт наступления? Чего у вас в штабе болтают?

— А у нас в штабе не болтают, — кинул верховой через плечо и пустил коня рысью.

В селе, во всех его мазаных хатках, размещались бойцы 61-й дивизии. На белых каменных заборчиках сушились гимнастёрки и нательные рубахи.

Верховой остановился у церковного двора. Там заботливый к людям политработник проводил занятия по ликбезу. Аспидных досок взять было, конечно, неоткуда, бумаги тоже. Ученики — кто с усами, а кто и в бороде — выводили корявые буквы мелом на лопатах.

Всадник придержал коня и спросил:

— Эй, земляки… У вас бойца Некрасова нема?

— Некрасова нету. Пушкин есть! — крикнул боец в лаптях.

— Смотри, какай грамотей, — удивился верховой и сплюнул. — Прямо профэссор. И чего это тебя азбуке учат?

— Штабной!.. А штабной! — загалдели неграмотные. — Ты скажи там в штабе — наступать пора!

Но штабной не захотел разговаривать и поехал дальше.

Он остановился посреди базарной площади. Площадь была заставлена обозными телегами, тачанками пулемётной команды.

На одной телеге стоял курчавый молодой человек в пенсне и кожаной фуражке. Он вдохновенно декламировал:

Бойцы, столпившиеся вокруг телеги, уважительно слушали. Послушал и вестовой из штаба. Потом тронул чьё-то плечо нагайкой и тихонько спросил:

— Это кто? Артист?

— Доктор, Семён Маркович… Всё сам сочиняет.

— Голова! — одобрил вестовой. — Слушай, тут Некрасова-бойца нету?

— Был, да куры склевали, — сердито сказал кто-то, кому разговор мешал слушать.

Вестовой отъехал. Вслед ему летело:

Посреди площади стоял венский стул. На нём, широко расставив ноги в латаных сапогах, сидел комполка. Боец-татарин брил ему голову.

— Доброго здоровьичка, товарищ Приходько! — сказал вестовой. — Я бойца Некрасова шукаю… Не знаете такого?

Командир полка сдул с усов мыльную пену и ответил:

— Почему «не знаю»? Он со второй роты… Вон он, у колодца.

Вестовой глянул, но мало что увидел. Боец Некрасов нагнулся в колодец так глубоко, что наружу торчала только его казённая часть, обтянутая самодельными штанами из мешковины.

Подъехав поближе, вестовой прочитал на мешковине, на самом неподходящем месте: «и сынъ». (Отец, глава фирмы, достался, видимо, владельцу других штанов.)

— Некрасов! — сказал штанам вестовой. Из колодца гулко раздалось:

— Ну что?

— Сей минут отправляйся в штаб дивизии. Начдив тебя требует.

Недалеко от колодца дымила полевая кухня. Повар, услышав про штаб, насторожился.

— А я его не пущу! Нехай он мою ведёрку поймает… Он ведёрку упустил!

— Ты не командовай… Ишь, наел пузо, толстобрюх! — сказал вестовой злобно и несправедливо, потому что повар был нетолстый, скорее даже худой. Но это уж так с покон веков полагалось — попрекать поваров толстым пузом.

Боец Некрасов разогнулся. Был он очень большой, даже сутулился от своего высокого роста. Он положил багор, которым думал выудить ведёрко, и осторожно спросил у вестового:

— А зачем в штаб?

— Там скажут. Давай быстро.

Лошадь вестового перебирала тонкими ногами, тянула морду к колодцу, откуда пахло водой. Повар вздохнул и подобрал багор.