Виктор Пелевин - 46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью

— Вы понимаете, насколько обязателен будет для прочтения этот список — для тех, кто вас обожает? Я встречал ваших поклонников, которые боготворили тех людей, кто был с вами знаком или даже видели вас где-то случайно. Когда вы пишите, вам нужен такой обожающий читатель? Как моральная поддержка, как адресат, или еще в каком-то ином полезном качестве?

— Когда я пишу, я не думаю о читателе. Я думаю: «когда же этот п… с двадцать второго этажа перестанет сверлить стену?» Это когда я в Москве. Родина знает, как закалить своих сынов. А читатель, даже самый обожающий, ничем не может помочь писателю. Разве что за… этого п… с двадцать второго этажа. Правда, может сильно помочь красивая молодая читательница, это очень приветствуется. В остальном писатель абсолютно одинок в пространстве создаваемой книги, туда с собой нельзя взять родных и близких, или группу поддержки, точно так же, как на тот свет. Кстати, довольно точная аналогия. Новая книга — это как новое рождение. А когда дописываешь ее — это маленькая смерть. Потом мотаешься какое-то время в бардо, подыскивая новую инкарнацию, и все по новой.

— О, красивая молодая читательница — это прекрасно! Очень помогает. Как у Саши Соколова — читал им положенное и получал желаемое. Или получать для вас необязательно, довольно чистого восхищения — со стороны?

— Мне, если честно, не нравится работать писателем в свободное время. Я избегаю людей, которые воспринимают меня исключительно как писателя — общение с ними ничего не дает. Кроме того, как бы это сказать поскромнее, мне хочется верить, что я в состоянии вызвать интерес у женщины не только как автор. Но это, конечно, удобный повод для знакомства.

— Может ли вас сильно заинтересовать девушка с обложки или девушка из рекламы? И вообще — чем прекрасная девушка может вызвать ваш интерес — ну, кроме прекрасной внешности, конечно?

— Фотография всегда лжет, потому что она придает чему-то мимолетному, существующему долю секунды — такому, как поза, выражение лица, гримаска, — статус существующего вечно. Поэтому, наверно, в исламе запрещено изображать человеческие лица — это как бы посягательство на статус божества, которое находится вне времени. Когда глядишь на красивую девушку с обложки, видишь, строго говоря, то, чего никогда не было. Поэтому символично, что все эти фотографии так тесно связаны с рекламой, обещающей то, чего никогда не будет. Тем не менее, я верю в некоторую корреляцию между изображением и первообразом. Поэтому девушка с обложки может меня заинтересовать, если она высокого роста, стройная и коротко стрижена. Длинные волосы кажутся мне отрыжкой женского неравноправия — наследием времен, когда к женщине относились как к объекту сексуальной эксплуатации и детородной машине. То, что некоторые девушки утверждают, будто им нравится возиться с огромной копной волос, показывает, насколько глубоко в нашей культуре укоренено отношение к женщине как к сексуальной игрушке: оно въелось даже в самих жертв. Когда женщина скидывает с себя тысячелетние ржавые цепи, она начинает с того, что коротко стрижется. Нос, мне кажется, должен быть прямой, можно чуть курносый. Косметики минимум. На хард-диске должен быть какой-то культурный багаж, но это не главное. Главное — сам процессор, неопределимое качество души, которое делает человека интересным или нет вне зависимости от того, насколько хорошо он разбирается в гороховой этнике и музыкально-кинематографическом бизнесе. Бывают души, изящные и простые одновременно, они такие от рождения. Встретить такую девушку — это счастье. Кроме того, в женщине очень важна доброта. Злая женщина — это старая женщина, независимо от того, сколько ей лет.

— Глупый вопрос, конечно, но — вы такую встречали, с душой простой и изящной? Она звалась Татьяна?

— Да, я о ней очень много пишу в последнем романе.

— Вы писали о ней — и не боялись повлиять на ее судьбу? Попадая в пространство книги, живой человек может получить совершенно новое ускорение — а в какую сторону непонятно, ни нежностью, ни добрым умыслом автора не выбираемую. Или в эти глупости вы не верите, как в бабу с пустым ведром?

— Вы знаете, это непростая тема. На самом деле нельзя сказать, что живой человек попадает в пространство чужой книги, туда попадает только тень. Манипуляции с объектом способны повлиять на его тень, но манипуляции с тенью, насколько я знаю, не могут повлиять на того, кто эту тень отбрасывает. Кроме тех случаев, когда отбрасывающий тень сам подсознательно этого хочет — но тогда дело вовсе не в манипуляциях с тенью. Я не занимаюсь направленной на других людей магией. Я просто описываю ту конфигурацию энергий, которую вижу. Хотя, с другой стороны, я вижу ее не где-нибудь, а в своем уме. Эти энергии не имеют реального самосуществования, но то же можно сказать и обо всем феноменальном мире… В общем, это одна из тех тем, где противоположности смыкаются, а это означает, что мы имеем дело с чем-то неподвластным интеллектуальному анализу. В свое оправдание хочу заметить, что с Танечкой в книге все хорошо, единственное, что ее печалит в конце — это то, что ей не удалось уберечь ослика. А вот ослика спасти не сумел, каюсь. Но писатель не всегда властен над пространством текста — пушкинская Татьяна тоже не во всех случаях слушалась автора. Есть высшая логика развития событий. А что это за баба с пустым ведром?