Сергей Кургинян: Стрелков и другие. Анатомия одного стратегического конфликта

Если ваше естество жаждет подвига, то, получив, к примеру, оружие, вы будете это оружие целовать, им восхищаться, стремиться его как можно более умело использовать. Потому что оно для вас есть средство совершения подвига. Но это в случае, если вы по-настоящему крупный человек. А если вы — человек иной, с другими мотивами, то вас поставки оружия, во-первых, испугают, потому что теперь нужно отвечать за очень крупный базар, а вы к этому не готовы, и, во-вторых, специфическим образом возбудят. Потому что, согласно вашим стереотипам мелкого человека, это оружие можно выгодно реализовать. Или поучаствовать в его выгодной реализации.

В любом случае, если вы мелкий человек или, скажем помягче, человек не того качества, которого требует крупнейшая ситуация, то вы начнете ориентироваться на других людей. И ориентироваться вы на них будете слепо. Потому что, будучи мелким человеком, вы побоитесь даже понять, в чем состоит ситуация.

Ведь, во-первых, многие знания умножают скорбь. Меньше знаешь — лучше спишь. И так далее.

А, во-вторых, если ты, прозрев, увидишь масштаб ситуации, то она станет зеркалом, в котором ты увидишь настоящий масштаб своей личности. А это очень страшное испытание. Которое мелких людей ломает беспощадно и окончательно. Зная это, они такого испытания страшатся и избегают.

Пройдет немного времени, и не бандеровцы и какие-нибудь там зловещие дискредитаторы, а скучные, безликие бюрократы обнаружат некую недостачу. То есть то, что в Славянск было поставлено (говорил и повторю еще раз, не государством, а гражданским обществом России) столько-то оружия. А до Славянска дошло его намного меньше. Обнаружив эту недостачу, скучные и безликие бюрократы поинтересуются: «Где оружие? В третьих странах? На Украине… или…»

Что тогда скажут те, кто истерично цепляется за героизм Стрелкова? Что это оружие у героя отняли другие руководители донецкого и луганского ополчения? Но ведь маршруты оружия рано или поздно будут отслежены. А все, кто сопровождал оружие по этим маршрутам, расскажут всё от и до. И что тогда будет сказано?

Или тогда, когда заговорят соратники, а главное, соратницы Стрелкова, занимавшиеся под видом обеспечения тыловой деятельности славянского воинства чем-то донельзя малосимпатичным? Скажут, что они плохие, а Стрелков хороший?

А когда обнаружится, что оружие в огромных количествах было накоплено, например, в неких подвалах, расположенных в здании, находившемся в Славянске и предназначенном для подготовки авиационно-технических специалистов? Что скажут, когда спросят о том, куда из этих подвалов было переброшено огромное количество оружия? Кто его перебрасывал? Каковы были отношения между теми, кто его перебрасывал и теми, кто его получал? Как оно потом использовалось? И пожалуйста, не говорите мне, что это всё никогда не обнаружится. Или что вы сможете, когда всё это обнаружится, орать по-прежнему: «Руки прочь от героя!». Не будет этого, поверьте. Так что не лучше ли заблаговременно слить все байки про героизм Стрелкова туда, куда раз за разом сливаются все байки про героизм персонажей… когда-то назначенных героями, надутых до изрядных размеров, оказавшихся несоразмерными ситуации, лопнувших и обнаживших свое — изрядно этим самым раздутием поврежденное — естество. Естество негероическое, некрупное, не отвечающее требованиям той ситуации, в которой обладатель этого естества оказался по назначению.

По назначению можно оказаться в той или иной ситуации. А вести себя в ней назначенец — к примеру, тот офицер, о котором я написал в начале этого предисловия, будет, как уже было показано, сообразно своему человеческому естеству. Поймите, именно обладание этим естеством (им и только им) превращает офицера, оказавшегося в ситуации, взыскующей героизма, в подлинного героя! Иначе говоря, героем он становится сам, совершая подвиг. Нет героя без подвига, как нет подвига без героя. А подвиг офицер, назначенный в определенную часть, совершает только потому, что он обладает определенными человеческими качествами. Как прирожденными, так и воспитанными.

Я говорю об офицере, получившем назначение в определенную часть, потому, что Стрелков является офицером. Всё то же самое, разумеется, касается и солдата, оказавшегося в определенной ситуации по воле случая или начальства, но ставшего героем только в силу своей личной готовности и способности совершить подвиг. Это касается всего на свете. Герои и назначенцы обладают не просто разным, а противоположным человеческим естеством. Предложенная им экстремальная ситуация высвечивает это естество, делает его предельно явным, придает ему окончательную определенность. Экстремальная ситуация — это испытание. И героем можно стать, только пройдя испытание.