Рамазан Абдулатипов - Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени

На пост Председателя Совета Национальностей предлагалась, как мне сказали, кандидатура Сергея Валентиновича Хетагурова, Председателя Совмина Северо-Осетинской республики. Думаю, что он был бы неплохим председателем палаты.

В ЦК КПСС предполагали одно, а депутаты были в своих решениях все же самостоятельны и независимы. Депутации автономных образований предложили мою кандидатуру на должность первого заместителя Председателя Верховного Совета. Началась борьба совершенно другого уровня и накала. Откровенно говоря, мне и многим другим людям не всегда было понятно, за что боролись иные депутаты, унижая и оскорбляя друг друга, теряя подчас человеческий облик. «Борьба есть борьба», скажем так, и, наверное, нельзя подходить к политической борьбе с обычными мерками. И все же это явление требует очень тщательного нравственного анализа, уж очень тяжело иногда было наблюдать происходящее. Я по неопытности допустил множество ошибок, тоже, видимо, вошел в раж, стал впадать то в одну, то в другую крайность.

В списке претендентов на пост Председателя Верховного Совета России основными были Ельцин, Власов и Полозков. Кандидатуры Полозкова и Власова казались мне бесперспективными, хотя по своим человеческим качествам они были вполне достойными людьми. Это наша пресса представила Полозкова чудовищем. Позитивным в кандидатуре Власова я считал знание им экономики России. Но основной массой депутатов он совершенно не воспринимался, ибо олицетворял изжившие себя структуры абсолютно несамостоятельного российского Совмина. Несмотря на его положительные личные качества, он был обречен нести на себе в глазах общественного мнения печать горбачевской беспомощности и политбюровской безнравственности. Ельцина многие опасались. Для меня лично он благодаря ряду своих качеств был в то время кумиром. Но и меня настораживало его откровенно агрессивно-антикоммунистическое окружение. Я бы сказал так: антикоммунизм в нынешних условиях – это своеобразный изгой России. Вдумайтесь, как велика историческая приверженность в нашей стране идеям равенства и справедливости, если в ней так сравнительно легко прижился марксизм. И это не только 10 миллионов коммунистов, это еще 20–25 миллионов человек, так или иначе приобщенных к ним. И кто же виновен в том, что коммунистические, а точнее, социалистические идеи были превращены в жупел? И вовсе не секрет, что многие достижения современной социал-демократии зиждутся на этих идеях. У нас же социал-демократы борются против социалистических идей. Не парадокс ли?

Будучи человеком эмоциональным, я тянулся к Ельцину, и если бы дал волю чувствам, то, не раздумывая, последовал бы за его курсом. Но я ведь еще и ученый, а ученые, как известно, склонны к рациональному анализу. Только вряд ли нужно было быть большим аналитиком, чтобы увидеть в политическом поведении Ельцина проявление таких негативных черт, как непредсказуемость действий, ориентация на революционное разрушение. Он, бесспорно, лидер, но всегда нуждался в разумном сдерживании, помощи в выработке политических ориентиров. Мне искренне хотелось стать именно первым его заместителем, поскольку я наивно полагал, что смог бы в этом качестве рационализировать его политику. Но, кажется, физически ощущал его неприятие. И тогда, и сегодня эта его позиция кажется мне противоестественной. Я был искренне настроен на позитивное сотрудничество, тем более что у нас состоялась, как мне подумалось тогда, вполне хорошая беседа. Я сказал ему буквально следующее: «Борис Николаевич, вы знаете, сколько дней я работаю в ЦК. Вы там работали дольше меня и на постах гораздо выше моих. Там немало честных, грамотных работяг. Не хотелось бы, чтобы вы предвзято относились ко мне. Преданности и честности нам, горцам, не занимать, если нам отвечают уважением и доверием. Если вам не подходит моя кандидатура, скажите прямо сейчас. Я не стану участвовать в выборах, если для вас нежелательна моя кандидатура».

На что Б. Н. Ельцин ответил: «Да, я сам был на партийной работе и знаю, что там много достойных людей. Я далек от предвзятых обобщений и против вас ничего не имею». Мы пожали друг другу руки и разошлись, оставаясь, видимо, каждый при своем мнении.

Я был наивен, он – умудрен опытом. И конечно, меня очень огорчило и обидело то, что позже он попросту снял мою кандидатуру. Обидно не из-за должности, а из-за того, что не были поняты мое искреннее стремление, мой, если хотите, душевный порыв. Обиды, как и огорчения, проходят. Не осталось, конечно, и злости. Все это были эмоции, а без них прожить жизнь еще никому не удалось.