Ивлин Во: Полвека без Ивлина Во

Вплоть до сенсационного успеха в Америке ностальгического романа «Возвращение в Брайдсхед» (1944), принесшего автору не только мировую известность, но и материальный достаток (а значит, и свободу от журнальной поденщины), Ивлин Во в равной степени мог считать себя и беллетристом, и журналистом, причем еще неизвестно, какой род деятельности занимал бо́льшую часть его времени и сил, и обеспечивал популярность у читательской аудитории двадцатых-тридцатых годов.

Сразу после публикации дебютного романа «Упадок и разрушение» (1928) начинающий литератор (совсем недавно подумывавший о карьере мебельного дизайнера) связал свою судьбу с журналистикой: вел колонку в газете «Дейли мейл» и питал рецензиями более солидную «Обзёрвер», а затем, после успеха «Мерзкой плоти» (1930), стал желанным гостем на страницах модных иллюстрированных газет и журналов («График», «Джон Буль» «Харперс Базар» и т. п.). В тридцатые годы Во — сначала корреспондент «Таймс», а потом «Дейли мейл» — побывал в Эфиопии (тогда — Абиссинии): в 1930-м присутствовал на коронации абиссинского императора Хайле Селассие (она подробно описана в книге «Далекие люди» (1931) [8] В сборнике 1946 г. «Когда ездить было не грех» была опубликована сокращенная версия книги под заглавием «Коронация 1930 года»; перевод см.: «ИЛ», 1999, № 2. , а в 1935-м освещал итало-эфиопскую войну. Последняя поездка породила не только серию корреспонденций [9] Одну из них, особенно важную, Во диктовал телеграфисту на латыни, дабы скрыть содержание от потенциальных конкурентов; однако, газетчик, принимавший сообщение, ничего в нем не понял, поскольку явно был не силен в классических языках, и выкинул текст в корзину. В результате новость дошла до потребителей от других, менее эксцентричных репортеров, а эрудированный выпускник Оксфорда вместо благодарности получил от начальства нагоняй за «озорство». , но и нашла отражение в документальной книге «Во в Абиссинии» (1936), воспринятой левыми и либеральными критиками как «фашистская брошюра» — из-за явной симпатии автора к итальянцам; позже абиссинские впечатления преобразились в очередном комическом шедевре, романе «Сенсация» (1938).

Потчуя «глотателей пустот» легковесными фельетонами и книжными обзорами, молодой литератор не забывал и об утверждении собственной писательской репутации. В частности, на страницах иллюстрированного еженедельника «График» откликнулся на выход книги путевых заметок «Наклейки на чемодане»… Ивлина Во [10] The Graphic. 1930. October 4, p. 25. . Я не читал рецензию, но подозреваю, что получилась она не слишком придирчивой.

Свое же мнение о первом «травелоге» Ивлина Во читатель может составить по представленному в нашем «Литературном гиде» переводу сокращенной версии, вошедшей в авторизованный сборник 1946 года «Когда ездить было не грех».

Это произведение, отмеченное суховатым юмором, интересно не столько описаниями шаблонных туристических достопримечательностей и красот Средиземноморья, сколько зарисовками быта и нравов туземцев, так или иначе вовлеченных в туристический бизнес, и эскизными портретами спутников повествователя. «Мои попутчики и их поведение в разных местах, которые мы посещали, куда более увлекательны для изучения, нежели сами эти места», — чистосердечно признается он читателю.

Книга писалась в кризисный, даже переломный для писателя период: после расставания с первой женой, Ивлин Гарднер, и до его обращения в католичество. Верный себе и традиции британской сдержанности, автор «Наклеек на чемодане» избегает лирических излияний и медитаций, раздваивая свое «я» между повествователем, играющим роль холодного, по чайльдгарольдовски пресыщенного, несмотря на молодость, наблюдателя, и «беднягой Джеффри», блеклым персонажем, который во время свадебного путешествия вынужден расстаться с молодой женой, Джулиет, заболевшей пневмонией и попавшей в госпиталь: сюжет, повторяющий жизненные обстоятельства автора книги.

Болезненный разрыв с женой, обращение в католичество — события, повлиявшие на характер писателя и обозначившие важный рубеж в его жизни. С этого времени праздный гуляка, как и положено представителю «золотой молодежи», весело прожигавший свою жизнь в кутежах и на вечеринках, аполитичный эстет и модный журналист постепенно перерождается в правоверного католика, ярого консерватора и традиционалиста, который в равной степени не приемлет левизну в искусстве и политике, искренне ненавидит идолов тогдашней либеральной интеллигенции, а свой идеал видит в образе жизни английских джентри доиндустриальной эпохи.