Ивлин Во - Полвека без Ивлина Во

Джеффри, кембриджский адвокат и я провели два или три вечера, изучая ночной город, район, называемый местными жителями квартал красных фонарей. Он находится на самом краю города на берегу озера Мензалех, близ узкой пристани и товарных складов вдоль канала Мензалех, отделенных от лавок, контор и отелей примерно милей густонаселенных арабских улочек. Квартал очень трудно найти днем, но ночью, даже без особого дара нашего адвоката, путь нам указали бы такси, полные подвыпивших матросов и стюардов, или сумрачные, целеустремленные египтяне, проносившиеся мимо нас по узким оживленным улочкам.

Как-то вечером после ужина мы отправились туда, испытывая немалые опасения, с тщательно рассчитанным минимумом денег и с дубинками из кожи и китового уса, заполненными свинцом, которыми, к нашему удивлению, снабдил нас адвокат; оставили часы, кольца и булавки для галстука на туалетном столике и предусмотрительно позаботились, чтобы Джулиет была в неведении относительно того, куда мы направляемся. Это была интересная прогулка. Нелепый вагон вез нас по Quai du Nord [40] Северная набережная ( франц.). , влекомый кобылой и ослом. Через некоторое время вагон свернул налево, в арабский район. Здесь царило невероятное оживление. По улицам катили редкие машины, а тротуары ничем не отличались от узкой немощеной дороги, более того, она была запружена ручными тележками, с которых продавали главным образом фрукты и сласти, торгующимися и сплетничающими мужчинами и женщинами, бесчисленными босоногими детьми, козами, овцами, утками, курами и гусями. По сторонам улицы стояли деревянные дома с нависающими балконами и плоскими крышами. На крышах — курятники и ветхие временные пристройки, служащие кладовками. Никто к нам не приставал и вообще не обращал на нас никакого внимания. Было время рамадана, длительного мусульманского поста, во время которого верующие весь день от восхода солнца до заката ничего не едят и не пьют. Как результат, ночь проходит в безудержном пиршестве. Чуть ли не у каждого прохожего в руках была небольшая эмалированная миска с чем-то вроде молочного пудинга, к которой он прикладывался, откусив от аппетитно выглядящего круглого хлеба. Мужчины с изукрашенными медными кувшинами продавали лимонад, проходили женщины со стопками лепешек на голове. Чем дальше мы шли, тем более ветхие дома окружали нас, а улица становилась все уже. Мы были на окраине суданского квартала, где текла совсем уж примитивная жизнь. Затем вдруг вышли на резко освещенную площадь с двумя-тремя крепкими оштукатуренными домами и несколькими ожидающими такси. Одна сторона площади выходила на черную мелкую воду озера и была окаймлена мачтами небольших рыбацких суденышек. Несколько девиц в замызганных европейских вечерних платьях завладели нами и потащили к самому освещенному зданию; поперек его фасада красовалось: «Maison Dorée» [41] «Золотой дом» (франц.), по названию знаменитого парижского ресторана. , а девицы кричали: «Золотой дом, золотой дом», «Кароши, чисты». По мне, он не был ни очень хорошим, ни очень чистым. Мы сидели в небольшой комнате в пышном восточном стиле и пили пиво с юными дамами. К нам присоединилась мадам, красивая уроженка Марселя в зеленом шелковом платье, украшенном вышивкой; ей было не больше сорока, и она была чрезвычайно приятной и занимательной. Затем вошли еще три или четыре девицы, все более или менее белые, тесно уселись на диван и, попивая пиво, принялись делать похвальные попытки привлечь наше внимание. Ни одна не знала ни слова по-английски, кроме «Привет, мистер американец!» Не представляю, какой они были национальности. Еврейки, армянки, а может, гречанки. Мадам сказала, что каждая стоит пятьдесят пиастров. И все они европейки. В других домах по соседству полно арабок — ужасные, грязные места, сказала она. Некоторые из девиц сбросили с себя платья и немного потанцевали, напевая песенку, звучавшую как та-ра-ра-бум-ай. Сверху доносился шум развеселой вечеринки, звуки концертино и бьющегося стекла, но мадам не пустила нас туда. Посидев, мы расплатились за выпитое и ушли.

Затем мы заглянули в соседнее заведение, намного более плебейское, называвшееся «Фоли-Бержер», которым заправляла толстенная старая арабка, едва говорившая по-французски и совсем не говорившая по-английски. Она имела лицензию на содержание восьми девушек, но не думаю, что это был весь ее штат. При нашем появлении на улицу был отряжен мальчишка, который вернулся с полудюжиной арабских девочек, толстых, уродливых, с небрежно наштукатуренными лицами. Вокруг, на узких улочках в однокомнатных лачугах, размером с пляжную кабинку для переодевания, жили свободные проститутки. Не занятые женщины сидели в дверях и усердно шили; между стежками они поднимали голову и зазывали клиентов, у многих на дверном косяке была мелом написана цена — иногда в двадцать пять пиастров, но обычно меньше. Внутри виднелась железная кровать и висящие флаги, украшенные эмблемами британских полков.