И Вишневская - Сатирический театр Михалкова

Так в начале пятидесятых годов, когда с "теоретических" трибун говорилось об исчерпанности всех сложных проблем, им была написана комедия "Раки". А ведь основа самого жанра драматической литературы - серьезный общественный конфликт.

И теория бесконфликтности и бытовавшая некоторое время мысль о том, что советская сатира всего лишь продолжает дело Гоголя и Щедрина, тормозили ее развитие. Памятуя обо всем этом. Михалков, который не мог, как и все драматурги того времени, совсем освободиться от влияния "теории бесконфликтности", начал свою комедию "Раки" "от Гоголя", положив в основу сюжета вариации "Ревизора". Не однажды так бывало в советской драматургии, в двадцатые годы появилась, например, пьеса Д.Смолина "Товарищ Хлестаков", где даже и фамилии оставались прежними.

Неожиданно в процессе работы пьеса Михалкова свернула с заранее заданного пути. Герои вырвались из-под пера драматурга, создав совершенно новую сатирическую композицию. С первых же страниц пьесы "своим" голосом заговорил некто Уклейкин, пишущий доклады начальникам, специализирующийся на составлении различных служебных записок и ведомственных циркуляров. Начальник Уклейкина - Лопоухов читает эти бумаги со всех трибун, не зная не только дела, но и самого текста, лишь здесь, на трибуне, постигая не смысл, тут уж не до смысла, а слова, которые написаны в докладе. Во времена Гоголя не знали такого клейкого Уклейкина, он не попадался на сатирических дорогах, где блуждали Подколесины и Хлестаковы.

Еще не успели высохнуть чернила, которыми писалась комедия, а уже все повторяли короткие, но выразительные реплики из диалога Уклейкина с Лопоуховым. Речь идет о докладе, написанном Уклейкиным для Лопоухова. "Это в том месте, где вы подвергаете критике наш деревообделочный комбинат", объясняет Уклейкин Лопоухову.

"Лопоухов (приподняв очки). А я его критикую?

Уклейкин. Обязательно! Вот здесь! (Показывает.)

Лопоухов (прочитав указанное место). А не слишком ли я его, а?

Уклейкин (убежденно). Не слишком...".

Цинически-удивленная реплика Лопоухова: "А я его критикую?" - стала нарицательной.

Отчего же? Оттого, что точно, кратко, энергично и образно, в нескольких словах типизировался характер, а это и есть задача истинной драматической сатиры.

Дальше диалог Лопоухова и Уклейкина развивается, ширится, в него входят новые обстоятельства, новые приметы быта.

"Цитатки я разбросал по всему тексту! Хорошие подобрал, - воодушевленно сообщает Уклейкин Лопоухову. - Сверил. Вот, обратите внимание, любопытная цитатка из "Робинзона Крузое". Просто блеск!..".

Робинзон Крузо, да еще произнесенный как Крузое, и дела деревообделочного комбината - поистине сатирическое сближение несближаемого. Отсюда-то и высекается искра комического, которая, раздувая пожар смеха, уничтожает и сам порок. Едким своим остроумием заклеймил Михалков падких на лесть людей.

Отлично найден им обобщенный образ лести, подхалимажа, сладкой услужливости в характере проходимца Ленского. Как только кто-нибудь открывает рот, Ленский моментально угощает собеседника леденцами: "Прошу вас! "Театральные"! Освежают!" А когда во рту леденец, уже невозможно бранить человека, говорить что-либо критическое, сами слова невольно оказываются какими-то сладкими, приторными. Леденцы, подкинутые Ленским, этот как бы сладкий подхалимаж "нужным" людям, делают их добрее.

Пьеса интересна еще и тем, что она по-настоящему смешна. Пусть не покажется удивительным, что мы специально говорим о смехе, когда речь и так идет о комедии. Подчас комедии получаются уныло-назидательными, философски-разъяснительными. На самом же деле комедия не может воспитывать, не развлекая, не веселя, не смеша до упаду.

Поэтому-то Михалков прав, считая, что комедия - это значит смешно, что комическое должно быть заложено не в одном лишь сюжете, а в каждой реплике действующих лиц. Следуя заветам Гоголя, что гораздо важнее, нежели повторять Гоголя, Михалков упорно искал и находил для своих персонажей острые, точные, афористичные реплики.

Одна из центральных сатирических пьес Михалкова - комедия "Памятник себе". Написанная в конце пятидесятых годов, пьеса эта, поставленная на сцене Театра сатиры, активно участвовала в возрождении боевой конфликтной основы советской драматургии, чуть было потесненной "теорией бесконфликтности". Это, быть может, самая гиперболическая, самая "маяковская" из пьес Михалкова. Здесь все правда и все вымысел, все реализм и все "фантастический реализм", по меткому слову Достоевского, понимавшего под "фантастическим реализмом" сгущение быта до символа во имя более глубокого постижения быта.