Павел Астахов - Наши дети. Исповедь о самых близких и беззащитных

В феврале 2013 года много говорили о деле Максима Кузьмина. Меня тогда критиковали за то, что я якобы нашел его маму, Юлю. Никого я не искал – мама Юля в Псковской области нашлась сама, когда узнала из новостей, что один из двоих ее детей, которых усыновили американцы из Техаса, трагически погиб. Фактически это было убийство. Сами посудите: маленьких детей, двух и трех лет, оставляют на заднем дворе дома одних, без присмотра. Мать потом написала в объяснении шерифу, что у нее был, прошу прощения, приступ диареи, поэтому она бросила двоих детей во дворе и ушла в дом. Но я сам в Америке видел, как службы защиты детей поступают с родителями, оставляющими ребенка одного даже во дворе дома. Ты не имеешь права оставлять ребенка одного, пока ему не исполнилось четырнадцать, а до восьми лет нельзя оставлять даже просто без присмотра, постоянно нужно быть рядом. А тут двух– и трехлетка! По большому счету этих людей должны были лишить права опеки.

Но дело быстро приобрело политический характер, потому что 1 января вступил в действие «закон Димы Яковлева», а в конце месяца погиб Максим Кузьмин. Ребенка очень быстро похоронили в другом штате и не давали эксгумировать тело. У меня есть все документы следствия, в том числе карты патологоанатомического исследования, где на теле ребенка обозначены синяки, шрамы – их более тридцати. У мальчика зафиксирован разрыв селезенки – отчего он произошел?

По показаниям, которые дали родители, мать увидела в окно, что ребенок лежит на земле и не дышит. Она подбежала к нему, чтобы оказать первую помощь. Есть такой медицинский прием, который позволяет запустить дыхание и заставить сердце забиться, – для этого наносится сильный удар кулаком или коленом в живот. Но, простите, речь идет о трехлетнем ребенке!

Вообще надо сказать, что произошедшее вполне укладывается в американскую традицию – в том смысле, что большинство американцев живут по схеме. Вот они знают, что ударом в живот можно запустить сердце или заставить дышать, и они будут так делать – неважно, кто перед ними, взрослый пузатый мужчина или маленький ребенок. Могут и допомогаться до того, что забьют насмерть – неумышленно. Допускаю, что так оно и было.

Еще один штрих в картине случившегося: мать давала Максиму лекарства, которые прописывают взрослым людям от шизофрении. Причем у ребенка не было такого диагноза. Врач, прописавший таблетки, говорил:

– Ну да, я прописал этот препарат, но предупредил, что надо последить за реакцией организма, нельзя злоупотреблять лекарством.

А приемный отец утверждает, что мать пичкала мальчика сильнодействующими препаратами, пока, за три дня до гибели, он не начал терять сознание. Только тогда женщина перестала давать Максиму таблетки. Ребенка рвало несколько дней. А потом он погиб.

Надо отдать должное американским правоохранителям: до определенного момента они раскрывали мне фактически всю информацию – пока дело не перешло на уровень высокой политики между нашими странами и после чего стало понятно, что мы идем на разрыв. Я беседовал с прокурором округа Юрека в Монтане, где находится то самое ранчо, куда ссылали ненужных детей, в том числе русских. Он сел напротив меня и сказал:

– Вы меня только не фотографируйте и на видео не пишите, а на диктофон – пожалуйста.

И три часа рассказывал о том, какая у них коррупция и как они ловят так называемых чайлд-брокеров.

Кто такие чайлд-брокеры? Я сначала не понял. Оказалось, это люди, которые ездят из штата в штат между приемными семьями и договариваются о том, чтобы забрать ненужных, надоевших приемных детей. В основном иностранных. Собирают этих детей за небольшие деньги и направляют на ранчо, в клиники, в колонии, в психиатрические лечебницы, в другие семьи в других штатах, – без всякого суда, без всяких органов опеки и соцзащиты.

– Знаете, сколько я их ловил? – пожаловался прокурор Юреки. – И мы ничего не можем сделать.

– Почему?

– Коррупция.

– Но подождите, вы же прокурор! – удивился я. – И вы мне говорите про коррупцию?

– О, вы ничего не знаете! В этом бизнесе крутятся такие деньги…

Запись его исповеди у нас имеется.

В 2011 году я прочитал очень интересные исследование на эту тему, касавшееся усыновления детей из Китая. В Китае до недавних дней существовала политика «одна семья – один ребенок». И журналисты раскрыли целую цепочку, где цена росла от двадцати долларов, которые получали родители, отказавшиеся от ребенка, до 20 тысяч долларов, которые платила усыновляющая его американская семья. А у нас все еще дороже, потому что, в отличие от китайских, гватемальских или эфиопских детей, наши дети имеют европейскую внешность.