Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– Издавать собрание сочинений не планируете?

– Планирую. Уже в третий раз! Потому что постоянно что-то срывается. Первый раз всё заглохло в 91-м году, когда случились путч и распад Союза. Во второй раз выходу собрания помешал кризис. Вот теперь третья попытка… Это не писатели должны государству, как Устинова говорила Путину. Это как раз государство нам должно!

– Вам интересно жить в наше время? Если сравнивать его, допустим, с советским…

– А жить всегда интересно, во все времена. Вот смотрите, какой сегодня яркий солнечный день. А попробуй-ка опиши его! Большинство пишет потому, что до них писали. Настоящий же писатель приходит тогда, когда в том есть необходимость, когда зреют новые темы и открываются новые возможности. Удача нашего, сталинского поколения заключалась в том, что мы были пусть и запуганы, и скованны, но и любопытны. Читать секретарей СП и вообще официальную литературу не представлялось возможным. Это была ужасная литература, которая, между прочим, очень понизила уровень русского языка. Поэтому у нас оставался XIX век, и мы учились у лучших писателей России. Брали их за образец. Да и то не всех. Ведь Достоевский начал выходить только после смерти Сталина, а до этого он считался «реакционным». После издания 1928 года в России его книги не выходили до 1954-го. Лев Толстой выходил выборочно, и только благодаря Шолохову, который, например, «пробил» в издательстве «Войну и мир».

– Кстати, как вы относитесь к Шолохову?

– Да никак я к нему не отношусь. Я его и не читал никогда. Мне гораздо интереснее Толстой. Парадокс, но Толстой больше подходит под определение «писатель соцреализма», чем кто-либо другой. Это величайший художник, перед которым я преклоняюсь, но никто его по-настоящему не знает и не читал. Истинный Толстой – это его дневники.

– Не очень-то весёлая беседа у нас получилась…

– А чему радоваться? Я себя сегодня не очень хорошо чувствую, давление у меня… Оттого излишне эмоционален, зол. Ищу виноватых, наверное. Мы ведь всё время ищем виноватых. То французы у нас виноваты, то немцы. А вот почему у Пушкина, Лермонтова и многих других отечественных писателей XIX века было такое восторженное (хотя и подсознательное) отношение к Наполеону? Да потому, что золотого века нашей литературы могло и не быть, если бы не родились амбиции после победы над французами! Победив Наполеона и взяв Париж, Россия накачалась этими амбициями. Это требовало какого-то выхода и в итоге выплеснулось в словесности. Если бы не эти амбиции, то не видать нам того памятного взлёта в литературе! Думаете, зачем Сталину нужно было глушить офицеров, вернувшихся из Европы с победой? Потому что они ощущали себя героями, свободными людьми, у них было другое дыхание, и они могли изменить Россию. А он этого не хотел и боялся. И мы сейчас пожинаем плоды той сталинской политики. Некультурность, раболепство, безграмотность души… А по телевизору – сладкие речи и отчёты об успехах. Как сказал в своём «Архипелаге» Солженицын, всё это – туфта…

Три дополнительных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

– Я давно уже не читатель, мне трудно судить. Но про то, что «литература измельчала», критики говорили всегда. У них иначе хлеба не будет. Они думают, что руководят литературным процессом, описывают его, отслеживают какие-то тенденции, но всё это иллюзия. Критики обычно пишут не о том, что есть, а о том, что им хочется видеть.

– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

– А я уже примерно так и пишу. Вот сейчас о прозе Ломоносова, например.

Для кого? Кто будет это читать? Понятия не имею, но пишу. Просто я прочёл работы Ломоносова по минералогии, в которых он описывает камни. И я увидел, как это сделано! Настоящая литература без преувеличения! А я, окончив в своё время Горный институт, вполне могу это оценить. Что же касается властителей дум, то вопрос долгий и спорный. Да вы вспомните, кого из писателей знали в том же XIX веке? Кто был властителем дум? По рукам все рукописи ходили. И писали они друг для друга, а не для народа. Пушкин – для Жуковского, Гоголь – для Пушкина. И так далее. А это та самая великая литература, о которой потом другие люди создавали мифы.

– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?