Александр Тарасов: Бюрократы и конкистадоры

Есть общепринятый, ставший уже классическим, взгляд на политическую борьбу в верхах советской правящей системы. Дескать, схватились консерваторы (сталинисты) и реформаторы (либералы), и этой-то схваткой и определяется дальнейшая судьба страны. В этом распространенном взгляде меня смущает одно: откуда вдруг у нас взялась такая прорва политических “идеалистов” в аппарате власти? Ведь борьба за власть началась на верхах не вчера. Сколько живу, столько её помню (то, что борьба эта носила более завуалированный характер, сути не меняет). И вроде бы всем было очевидно, что это не борьба идей , а борьба кланов . Боролись за место под солнцем. Идеи в этой борьбе использовались как ширма или подспорье. Группировки схватывались за лакомый кусок, а то, что идеологически они, случалось, и не совпадали, определялось больше возрастом, окружением, воспитанием, но уж никак не чистотой помыслов и идей.

И, вдруг, откуда ни возьмись – сплошь чистые фанатики идей. Рыцари реформы или стабильности. Идейные до самозабвения, до аскетизма. Егор Кузьмич – весь из себя верный сталинец. От друзей откажется, семью расстреляет, сам с сумой по миру пойдет, но ни от одной запятой в своем идеологическом багаже не откажется. И Михаил Сергеевич – герой-реформатор. Тоже готов друзей растерять, семью расстрелять, стать нищим и босым, но ни от одной запятой… Ой ли? Откуда это вдруг взялась такая толпа борцов за идею (пусть разную)? Как это вырастил их насквозь коррумпированный брежневский аппарат?

Может, логичнее поискать за идейным фасадом борьбу интересов ?

Для полноты картины полезно взглянуть на Запад, как водится. В данном случае – на самый ближний Запад, на наших друзей по ОВД и СЭВ. Общим местом стало мнение, что в СССР и в восточно-европейских странах происходит один и тот же процесс, и разница лишь в фазах (СССР отстаёт). Раз так, то на примере Польши, Венгрии, Чехословакии, ГДР мы можем увидеть если не свой завтрашний день, то хотя бы картину более чёткую, менее затенённую традиционными пропагандистскими ширмами.

И тут проявляется много любопытного. Развал и раскол компартий, откровенное поправение (до уровня правых социал-демократов), зарождение в их недрах других партий совпадают с развалом государственной собственности и заменой ее – через серию экономических фаз (аренда, народные предприятия и т.п.) – акционерной и частной. Доходящий до восторга энтузиазм, с которым в этих процессах участвует часть высшей и средней партийно-государственной бюрократии, первоначально озадачивает. Люди роют сами себе могилу и радуются как дети. Откуда столько политических и экономических самоубийц?

Возвратившись во времени чуть назад, обнаруживаем ту самую борьбу, которая наблюдается сейчас в нашей стране. Просто у наших восточно-европейских друзей одна из боровшихся сторон уже победила. И на восточно-европейском примере теперь прекрасно видно, между кем шла борьба.

Противостояли действительно две группировки. И одну действительно можно назвать “консервативной” – в том смысле, в каком это слово совпадает с понятием “охранительный” или даже “фундаменталистский”. Эта была часть истеблишмента, которая полагала наиболее надёжным сохранение своего статуса привилегированного меньшинства и властвующей элиты в рамках традиционных структур (ну, возможно, с некоторыми незначительными модификациями), то есть как государственной бюрократии , имеющей возможности, в отличие от всех других государственных служащих (то есть фактически всего общества), прихватывать себе часть извлекаемой государством прибавочной стоимости, государственного дохода. Эти люди понимали определенную шаткость своего положения (все их привилегии определялись их местом, потеря места – потеря всего), но осторожно полагали, что любые изменения грозят тотальным крахом.

А вот вторая часть истеблишмента – те, кого принято считать “реформаторами”, – оказалась вовсе не реформаторами (реформатор думает об обществе , стремясь его социально или экономически улучшить), а авантюристами . Молодые (насколько это возможно для истеблишмента), задорные, они рассматривали политическую и экономическую систему как свои прерии Дикого Запада и свою сельву Южной Америки. Это были пионеры и конкистадоры . Они поверили Джиласу, они решили, что они – “новый класс”. Сегодня они предпринимают попытку стать им на деле. Это логический итог сталинской системы, воссоздававшей “сословное государство”. Когда-нибудь это должно было случиться. Так как “реформаторы” больше не хотят зависеть от случайности , от того, кто сидит в кресле над ними . Они хотят владеть собственностью и передавать её по наследству. Они хотят экономической самостоятельности .