Валерий Миловатский - Мысли о главном. О жизни и смерти

Таким образом, утверждён тезис – всё живое насквозь проникнуто символами, или – иначе говоря – биологическими языками. Можно утверждать, что всякий организм существует исключительно благодаря непрерывному диалогупосредством символов как внутри себя, так и вовне. Об этом писал ещё Павел Флоренский: если взглянуть на органы нашего тела, – говорит он – «…как на собственное своё творчество, как на творческую деятельность недр нашей ноуменальной воли, в генезисе их… то они, подобно словам, суть не только erga, но и energia нашей жизненной глуби: как и слова, органы вновь и вновь, в каждом отдельном случае, в каждый час и даже в каждое мгновение з иждутся творческими недрами(ноуменально-символическими – автор), непрестанно перетекая и утекая и столь же непрестанно блюдя своё подвижное равновесие (между – автор) новым притоком вещества и формующих и прорабатывающих его энергий жизни» [27] Священник Павел Флоренский . У водораздела мысли. С. 438. .

И далее развивает свою идею в том же ключе: « Основа символики– не произвол, а сокровенная природа нашего существа: язык символов, – а он и есть вообще язык, ибо и язык словесныйсимволичен, хотя есть язык языка, – язык символов заложен в нас в самом творении нас, и притом не как врождённый, то есть к нам при соединённый, и потому могущий быть и могущий не быть, а как неотделимый от самого существа нашего, как такой, без которого мы не были бы вообще возможны (даже биологически – автор)…» [28] Там же. С. 441. . Да, «язык символов заложен в нас в самом творении нас», творении в биологическом смысле, а уж затем и в других смыслах.

Интересно, что в 1920-е годы к этому кругу понятий подошёл и немецкий философ Эрнст Кассирер. В своей знаменитой книге «Философия символических форм» он рассматривает душу и тело как единое «психофизическое существо». Говорит, что « эмпирическая причинность в этом пункте должна замещаться причинностью другой формы и другого достоинства» и пониматься «как транскаузальное , как причинность иного, более высокого уровня» [29] Кассирер Эрнст . Философия символических форм. Т. 3. М.; СПб., 2015. С. 85. . Здесь же он говорит о «причинности» символического характера: «Отношение души и тела представляет собой первый образец того чисто символического отношения, которое не трансформируется в отношение вещей и ещё менее в причинное отношение» [30] Там же. С. 86. .

В заключение он пишет о «духовном целом», действующем через символы: «Мы должны вернуться к средоточию того символического отношения, в котором в чистом феномене экспрессии явлена взаимная связьдушевного и телесного. Но своеобразие этого отношения прояснится лишь в том случае, если экспрессивная функция предстанет не как изолированный момент, но как член всеобъемлющего духовного целого» [31] Там же. С. 88. . Резюме всё то же, что и у Флоренского: нельзя отдельно рассматривать телесное от духовного, ноуменального, тайного.

Поскольку символика тесно связана с памятью, скажем несколько слов о памяти организма и вообще живой материи. Ещё Блаженный Августин задумывался о загадочности человеческой памяти, памяти ума и души. Мы здесь коснёмся памяти всего организма в целом. Жизнь организма – это постоянно возобновляемая его память. Пока действует эта его целиковая память, пока она реализуется в его структуре и функционировании – организм живёт! Целиковая организменная память – это не только генетическая, иммунная, нейронная и т. д., – самое главное, это особая память всего организма, его целого, ноуменальная духовная сверхпамять. Все другие виды памяти – её производные, ею поддерживаемые, регулируемые, координируемые. Поэтому П. Флоренский неустанно повторял свою целожизненную интуицию, что всё пережитое нами не исчезает, а где-то обязательно сохраняется. Где? Об этом можно только строить догадки.

Что такое вообще память? Это противостояние всё уносящему времени, некое удерживание, консервация его в особых «запасниках». Память – это приручение времени, дикого, необузданного!

И вот что ещё важно: без памяти невозможна всемогущая власть символики– она существует и работает, базируясь на памяти. Чтобы удержать символ, хотя бы на микросекунду, необходимо его зафиксировать на каком-то материальном субстрате и на какое-то время удержать заданную символом конфигурацию. Таким образом, сам символ выступает неким воплощением памяти, её элементом. Можно сказать, что символ и есть сама память(но память – не символ).