Валерий Миловатский - Русь Святая, где же ты?

История часто воспринимается нами как что-то отдалённое и отчуждённое, лично нас не касающееся… В то время как в действительности мы полностью погружены в её поток, в её силовое напряжённое поле. Но пробьёт оный час – и от её грозной и неотвратимой поступи содрогается что-то в нашем существе, переворачивается вся устоявшаяся жизнь. Это она, история, как некий рок, взвихривается, надвигается на нас – и никуда от неё не уйти. В подобные моменты мы «эмпирически», всей кожей, вдруг ощущаем её могучую стихийную силу, неподвластную человеку. Но вот минует гроза, жизнь возвращается в «свои» берега (правда, уже в другом, новом русле), продолжается её безмятежное течение – и мы снова, пребывая в обывательском прозябании, не сознаём, что же это было?

Для историков история тоже крепкий орешек. Феномен истории как научной дисциплины – необычен. С одной стороны, она объектдля наблюдений и исследования. С другой стороны, самисследователь – объект истории,и должен «наблюдать» самого себяв её контексте как нечто отстранённое. В одном соединяются объективное и субъективное: «познай себя»встречается с «познай другого».Эта антиномия не может быть решена без того, чтобы не подчиниться доминанте (по A. A. Ухтомскому): «познавая себя, полюби другого»,осознавая его собою же, другим Я, чтобы не перейти в субъект-субъектные отношения.

Трудная задача для историка, патриота своей страны, увидеть её – какая она есть– с предельной честностью перед самим собой, перед своей совестью и любовью. Будучи профессионалом, добросовестным учёным, историк вынужден смотреть на родину как бы со стороны;и в то же время, в силу любви к ней, изнутри неё,из своего национального самосознания.

И вот парадокс, чем сильнее и глубже историк любит свой народ, свою культуру и историю, тем больше он способен подняться до понимания культуры и истории другого народа, тем скорее протянет ему дружескую руку. И тогда чужеземец поведает ему о нём самом и о его стране то, чего сам историк не может видеть, так как смотрит изнутри. Да, посмотреть на себя как бы «первым взглядом» дорогого стоит. Дать читателю этот «первый взгляд» – важнейшая задача историографа.

Чем же история притягивает, чем завораживает? История – это прежде всего люди,их жизнь, их дела, тревоги, доблести и победы. Но вместе с тем за «спиной» истории угадывается и ещё что-то – какая-то властная сила, неведомая, могучая, неизбежная, провиденческая. Власть судьбоносная, власть ведунья, власть духа времени. Её как бы нет – и она есть,ощутима на каждом шагу, на каждом историческом этапе. Она далеко смотрит и, не отвлекаясь, ведёт к предназначенному. И мы, оглядываясь, затем удивляемся: «А как же иначе? Случилось то, что должно было случиться!» «Победили гитлеризм… Иначе и не могло быть!» «Обрушилась на Россию катастройка, лукаво названная «перестройкой»… Так это должно было быть!» – твердит бездуховный мир.

Большая история – не суммамногих индивидуальных историй, она – нечто иное, качественно отличное.Да, её делают люди, но она всё же не люди, а нечто особое, некая квази-личность.Иногда кажется, что ею верховодят личности особого рода, и всё же – она идёт своим путём. У неё своя логика, свой характер, свои цели, даже свои «капризы»… Но самое характерное – она по-своему последовательна:сказав А, она непременно затем произносит и Б, и следует далее…

Её коронный ход – произвести на свет некое ключевое событие, сдвигающее отсчёт времени, изменяющее мирочувствие людей: после чего идёт уже иной отсчёт, иные координаты («до» и «после»). Генеральное историческое сознание («национальное самосознание») после свершившегося события становится иным. Кроме того, ключевое событие – это особый исторический текст, некая памятная матрица, символическое «сообщение» моментально воспринимаемое народным сознанием.

Как негодующе писал H. A. Бердяев: «история держит человека в плену». Однако этот «плен» можно понимать как некий инкубатор, «высиживающий» грядущих своих творцов. Отец Сергий Булгаков по этому поводу писал: «История совершается в пределах творения (Божьего – автор)… В этом смысле история есть известное состояние становящегося бытия,в него определённо включённое, как бы дополнительное творениемира в нём самом» [2] Протоиерей Сергий Булгаков. Невеста Агнца. М. 2005. С. 339–340.