Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II

Последнее заявление Алешкина рассердило Марченко.

– И тебе не стыдно?! Ты еще даже не попробовал, что это за работа, а уже бежать хочешь! Ты думаешь, мне комиссарить, да еще с таким комдивом, легко? А я же не бегу. Чего ты испугался? Что комиссар с комдивом не в ладах живут? А тебе-то что… Ты делай свое дело, как полагается, и плюй на всех! Выбрось эту блажь из головы. Понял?! Это я тебе как коммунисту говорю… Ну ладно, ты в санотдел сейчас едешь? Поезжай. Вернешься, ко мне зайдешь. Я все-таки решил бросить эту «блаженную» жизнь. Хватить лечиться. Хотя Зинаида Николаевна и против, говорит, еще с недельку здесь на диете посидеть нужно. Да мне уже невмоготу… Да и в дивизии ЧП на ЧП сидит и ЧП погоняет. Вот и сегодня ночью из 50-го стрелкового полка часового фашисты вместе с пулеметом унесли! Чёр-те что! Ну, ступай, да, жить будешь, как я сказал, здесь, а не при штабе, там тебе делать нечего, а здесь, гляди, и порежешь кого-нибудь.

– Но комдив приказал мне жить в штабе.

– Что комдив?! – вскипел Марченко, – я комиссар, говорю, что будешь жить здесь, а с комдивом я сам поговорю!

Борис молча вышел и, встретив в коридоре Перова, узнал, что машина готова и ждет его у крыльца.

Через несколько минут Алешкин и шофер Бубнов быстро ехали по хорошо укатанной, снежной, твердой, как асфальт, дороге по направлению к штабу армии, где находился и санотдел.

Через час он уже входил в землянку, занимаемую начсанармом, военврачом 1 ранга, Николаем Васильевичем Скляровым.

Санотдел армии располагался в довольно большом лесном массиве, на невысоком песчаном бугре, километрах в трех северо-западнее станции Войбокало, и на таком же расстоянии от штаба армии, расположенного еще западнее.

В двух-трех километрах от санотдела размещался ряд полевых госпиталей госпитальной базы армии, занимая различные участки леса в промежутке между железнодорожными станциями Жихарево и Войбокало.

Землянка начсанарма, как, впрочем, и все землянки, занимаемые санотделом, строились саперами, и потому выглядели совсем не так, как землянки медсанбата, знакомые Борису. Стены составлял гладко выструганный сруб с дощатым полом и потолком, с довольно большими окнами, возле которых снаружи были вырыты широкие выемки. Крышу составляли несколько накатов бревен, засыпанных землей и снегом.

Землянка состояла из двух комнат. Одна, поменьше, служила как бы приемной. В ней стоял небольшой стол и несколько табуреток, а у окошка, где находилась также и большая электрическая лампочка, стоял маленький столик с пишущей машинкой.

За этим столиком сидела хорошенькая черненькая девушка со смешливыми карими глазами. На петлицах ее новенькой суконной гимнастерки находилось два треугольничка.

При входе Алешкина она встала и совсем не по-военному спросила:

– Вы к кому?

Борис ответил:

– Начсандив 65-й дивизии, военврач Алешкин прибыл для представления начсанарму.

– Ах, так это вы новый начсандив 65-й? Очень приятно. Николай Васильевич у себя, у него никого нет. Я сейчас доложу. – И она вошла в дверь перегородки, разделявшей землянку на две комнаты. Через минуту она, раскрасневшаяся, с чуть растрепавшимися волосами и тем же лукаво-насмешливым взглядом выскочила обратно и, на ходу поправляя гимнастерку, чуть смущенно сказала:

– Можете идти, начсанарм вас ждет. Да разденьтесь, у нас тепло.

Борис снял шинель и шапку, повесил их на один из гвоздей, набитых в стене у входной двери, поправил пояс и портупею и шагнул в дверь перегородки. За столом сидел Скляров.

Не помним, описывали ли мы его наружность ранее, если нет, сделаем это сейчас.

Это был полный человек с небольшой сединой на висках и маленькой круглой лысиной, как будто выстриженной на его большой, какой-то квадратной голове. На его толстом, мясистом, но небольшом носу были водружены большие круглые очки, воротник кителя полурасстёгнут. Пояс с портупеей и с пистолетом в кобуре висел на спинке настоящей кровати, стоявшей у одной из стен комнатки.

Большой стол, окруженный несколькими стульями, находился посредине комнаты. На нем в хаотическом беспорядке, а может быть, в порядке, но известном только одному хозяину землянки, лежали карты, разные бумаги, папки и стоял полевой телефон. На одной из стен висели шинели.

Что больше всего удивило Бориса, так это кровать. Давно уже он не видел таких кроватей и никак не предполагал, что на фронте, во фронтовой обстановке могут они быть.

Это была не солдатская, а большая двуспальная кровать с пружинным матрацем, с периной, ватным одеялом, двумя большими подушками и даже с блестящими никелированными шариками на спинках.