Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I

– Это зависит не от меня… Пока больше никого не беру. Шофера Бубнова начальник штаба дивизии не дает, – решил он свернуть разговор на другое.

Пронин усмехнулся:

– Ну ладно, ладно, дело твое, а что шофера не дают, так это правильно, у нас с ними очень туго! Ну, пока, до свидания, еще раз поздравляю тебя, Борис Яковлевич, с повышением.

Борис остался один, Игнатьич убрал посуду со стола и отправился на кухню, чтобы ее вымыть, а заодно и поболтать со своими приятелями, ну и, конечно, «вспрыснуть» свой предполагаемый отъезд из батальона. Материал для этого дела всегда имелся у него в заначке.

Еще утром Алешкин предложил ему ехать с ним в госпиталь, и Игнатьич с радостью принял это предложение. Он полюбил своего начальника и был рад с ним не расставаться. Не хотелось ему разлучаться и с Джеком, к которому он тоже крепко привязался. А он, конечно, понимал, что майор такую собаку, как Джек, в медсанбате не оставит.

Думал Игнатьич и о Кате. Об ее отношениях с Борисом он знал больше, чем кто-либо другой. Он видел, что женщина действительно любит его командира, замечал, что и тому она нравится. Но действительно ли его чувство, он предполагать не мог. Поскольку никакого разговора об этом у него с Алешкиным не было, он строил самые различные предположения. Одно из них заключалось в том, что они должны договориться сами. Для этого им нужно предоставить место и время.

Место было – домик командира, где еще пока жил Алешкин, а время он им предоставит, задержавшись у своих друзей до утра. Да после соответствующего возлияния он будет в таком виде, что лучше на глаза командиру и не показываться. Всем было известно, что Алешкин не терпел пьяниц. И стоило хоть кому-нибудь появиться на территории батальона в состоянии опьянения, как он безжалостно откомандировывался в распоряжение штаба дивизии, ну, а оттуда путь уж был известный: в какую-нибудь роту на передовую или в хозвзвод, если провинившийся был нестроевым.

Борис после довольно утомительного дня сидел около стола, опершись на него локтем, и курил подряд, кажется, уже четвертую папиросу. Он все еще не мог решить, как быть с Катей. За работой в течение дня этот вопрос как-то сгладился, ну а сейчас, да еще особенно после того, как ему об этом вольно или невольно напомнил Пронин, он встал с новой силой.

Как же все-таки быть?!

В этот момент задняя дверь домика неслышно отворилась, и в нее скользнула тоненькая фигурка. Через несколько секунд напротив Бориса, забравшись с ногами на табуретку, облокотившись на стол локтями, уже сидела Шуйская, она смотрела своими карими глазами на Бориса и, пытаясь улыбнуться, спросила:

– Так что же ты решил? Ты ведь об этом думаешь?…

– Что я могу решить? Ведь тут дело не только от меня зависит.

– А от кого же?

– Ну, прежде всего, конечно, от тебя и от начсанарма тоже…

– Боря, не крути! Ты прекрасно знаешь, что мое мнение может быть только одно – не расставаться с тобой! Ну, а о начсанарме тоже говорить нечего, он тебе сам предложил взять с собой твою операционную сестру.

Борис немного недоуменно посмотрел на нее.

– Что ты придумываешь, откуда тебе это пришло в голову?

– Ниоткуда… Мне Венза передал, а ему Пронин сказал. Начсанарм дал распоряжение товарищу Пронину, чтобы тот не препятствовал тебе, если ты захочешь кого-либо из сестер операционных взять с собой. Вот видишь, стоит только сказать полковнику Склярову, и меня немедленно откомандируют… Ты скажи мне прямо, ты меня бросить, оставить хочешь? А сейчас как раз удобный предлог для этого… Да?

– Ну, говори, – сказала она уже сердито.

Борис продолжал молчать, задумчиво курить новую папиросу.

«Что ей сказать?… Он к ней привык… Она была отличной помощницей в хирургической работе… Она нравилась ему, как молодая пылкая женщина… Все это так, но… А что же будет потом?!»

Однако, прежде чем он успел что-либо ответить, Катя спрыгнула на пол, уселась у его ног и, положив голову к нему на колени, взяла его руку, безвольно опустившуюся вдоль туловища, прижалась к ней щекой и, заглядывая ему в лицо, снова заговорила, по щекам ее текли слезы, она их не вытирала:

– Боренька! Миленький мой, не оставляй меня, я люблю тебя! Я просто не могу без тебя! Да ведь и ты тоже не можешь! Ведь только подумай, мы с тобой вместе почти пять тысяч операций сделали! Я это точно знаю, меня начсандив за чем-то просил подсчитать. Я взяла у Скуратова операционные журналы за все время и по ним подсчитала – получилось 4986, а первые-то недели мы в них еще ничего и не записывали, не успевали.