И теперь вы поймете, почему в последние годы, благодаря философии жизни, о которой мне рассказали бездомные кошки, мне стал ближе всех русский мыслитель Василий Розанов, единственный, кстати, русский философ, который связал божественное с живым, защитил живое, защитил жизнь, защитил право русского человека на радости обыденности, защитил право русского человека на достойную, сытую, счастливую жизнь. Я повторяю, что он стал близок мне прежде всего тем, что он страстно, до конца жизни, даже умирая, доказывал, что человек не может ни при каких обстоятельствах быть «средством».
Защита обыденности, достойной человека жизни, «материальной обеспеченности» есть уже у Семена Франка в «Вехах». Не будет никогда достойной жизни в России, учил нас Семен Франк, пока русские люди, и прежде всего интеллигенция, не поменяют свое отношение к «богатству», не покончат со своим болезненным отношением к аскетизму. «…Чтобы созидать богатство, – писал Семен Франк, – нужно его любить… Понятие „богатство“ мы берем здесь не в смысле лишь материального богатства, а в том широком философском его значении, в котором материальная обеспеченность есть лишь спутник и символический показатель духовной мощи и духовной производительности» [5] Вехи. Из глубины. – М.: изд-во «Правда», 1991. С. 191.
. Но особенность В. Розанова в отношении достатка в жизни состояла в том, что он ставит вопрос более широко, ставит вопрос о самоценности живого, о ценности бытия человека. Василий Розанов защищает обыденность как «материальную обеспеченность», которую так ненавидели мыслители дворянского происхождения – и Герцен, и Бердяев. В. Розанов связывает «обыденность», в том числе и любовь мужчины к женщине, семью, с божественным, пытается придать всем этим проявлениям «живого» сакральный характер. В этом смысле, как обращал внимание Петр Струве, Василий Розанов является последователем Спинозы. Речь идет, как у Спинозы, «о принятии всего мира, любви к миру такому, каков он есть» [6] Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде) / История в материалах и документах (1907–1909). – М.: Русский путь, 2009. С. 164.
. И, кстати, эта оценка Петра Струве философии Василия Розанова говорит о том, что, с его точки зрения, в этой характерной для Розанова сакрализации мира, который есть, сакрализации, которая вызывала протест у Николая Бердяева, нет не только, как говорил Бердяев, «отрицания метафизики», а, напротив, есть «одно из самых замечательных отношений метафизики к миру, какое только можно констатировать в истории человеческой мысли» [7] Там же.
. Все это говорит о том, что, строго говоря, в этом отношении к миру, в этом враждебном отношении к русскому мессианизму, русскому революционизму Василий Розанов был очень близок «веховцам», был близок прежде всего Семену Франку и Петру Струве.
И, на мой взгляд, за всеми моими текстами, которые я написал в последние два года и собрал в этой книге, как раз и стоит протест против спровоцированного «русской весной» 2014 года русского мессианизма, против реанимации бердяевского отвращения к ценности жизни и к благополучию реального, живущего на этой земле русского человека. Я, упаси бог, не умаляю значения страданий, которые выпадают на нашу долю в жизни, для пробуждения в нас души, духовности, для напоминания о том, что есть в жизни что-то более важное, чем сладость любви мужчины к женщине и сладость варенья. Мои собственные страдания в детстве очень многое дали мне самому для очеловечивания моей собственной души. Но когда наши нынешние патриоты, живущие в барских коттеджах и у которых дети учатся за границей, говорят русскому человеку, как говорили наш министр иностранных дел Сергей Лавров и режиссер Карен Шахназаров, что ему пора «кончать с медом на блюдечке», который у него был в «нулевых», что якобы надо учиться патриотизму и любви к родине у тех, кто прошел через муки блокадного Ленинграда, то я, конечно, восстаю против цинизма этих идеологов русского аскетизма с сытыми лицами и защищаю, как могу, право ныне живущего русского человека на достойную жизнь. И я сегодня, при всех противоречиях политических взглядов Василия Розанова, вижу именно в его восстании против изуверства и садомазохизма русского православного аскетизма, в его восстании против учения Николая Бердяева о жизни как о «гробе», в его восстании против русского мессианизма пример для себя, вижу в нем нечто очень близкое моей душе уже старика, прожившего почти всю свою жизнь – 50 лет – в стране, где, как учил Николай Бердяев, считали, что дефицит во всем, в том числе и дефицит свободы, является показателем преимущества социализма над капитализмом.
Читать дальше