Виктор Сиротин - Бездна

Словом, феномен Бродского интересен, прежде всего, как явление, а не факт поэтического пространства . Именно последнее выявляет подмену истинных ценностей мнимыми, в которых роль древней цифири принимают на себя «части речи» наряду с высосанными из пальца «амбивалентными образами» и прочим. Всё это в основных «частях» своих выморочено, за исключением тех «живых мест», где проявляется циничное отношение к духовным святыням и самой жизни («Набросок», 1972).

Ввиду духовной и физической запущенности, муза Бродского становится похожей на до времени располневшую даму, опрометчиво выставляющую свои сомнительные достоинства. Этакую гейневскую «богиню Гаммодию», убранную в плохо стиранное бельё из плохонького комиссионного.

Итак, если поэтическое дарование Бродского очевидно, а умосплетения прозаика не выдерживают критики, то аура гения, упорно навязываемая массовому читателю, вызывает изумление… [ 11]Поэтому видеть в Бродском некоего знаменосца русской литературы и тем более языка – весьма сомнительно.

Но лиха беда начало. Благо, что не одним Бродским жила литература, поросшая густым бурьяном схожих сочинений. Ибо перекосились опоры русской жизни, и «поехала крыша» у целого ряда российских литераторов…

«Эпоха Бродского» вытряхнула из реквизитов диссидентства духовно обрезанных ерофеевых и войновичей. Унавозив своими писаниями отечественную литературу, они предопределили гнилую поросль из великоматерных сорокиных. А чего ещё можно было ожидать? С воцарением в России «новой культуры» лишённое самосознания общество неизбежно покрывает короста из самозванцев от литературы. Увенчанная премиями именно такого рода «литература» выстилает дорожку в ад стереотипов.

Беда, однако, в том, что суррогатная культура, метастазами разойдясь по телу страны и наполнив миазмами читательский мир, сумела занять прочные позиции в жизни остальной России. На фоне этого словесно-порнографического «творчества» (между тем широко представленного и в соответствии с планами «рынка» «недурно расходящегося») «канонический Иосиф» смотрится почти целомудренно.

Если бы только это…

Массовое оглупление дешёвым чтивом достигло такой степени, что наиболее чтимыми в России оказываются «полёты» Гарри Поттера, сладковатые, с горчинкой, истории баснописца Пауло Коэльо и околокремлевские сплетни неудавшихся сатрапов и их прихвостней. И всё это происходит в лоне великой отечественной литературы, которая самой сущностью своей призвана оберегать человека от духовной неопрятности, тотального невежества, пошлости и безвкусицы. Ведь именно русская литература в лице своих гениев в наибольшей мере свидетельствует о душе и необходимости совести в человеке . Но и это не всё…

Иные «случаи» в литературном мире, выходя далеко за пределы и совести и морали, напрямую грозят привести нравственные мерила людей к полному нулю, прямо свидетельствуя о том, чего стоит нынешнее российское общество . Помимо самозванных «академиков» к ним относятся самозванные же «исследователи».

Некто Плутцер (очевидно, от слова – « плут ») или Плуцхер (уж и не знаю, как объяснить, но догадаться можно) издает Энциклопедию русского мата в 12 томах (!), в которой одному только известному слову из трёх букв он уделяет весь первый том. Здесь под видом изучения автор смакует падаль своего внутреннего разложения, заполняя миазмами «черные дыры» общества, и без того во многом опущенного до плинтуса…

Ясно, что «труд» сей является не просто похабщиной, но пробным шаром духовных дегенератов, мечтающих бытие страны превратить в некую «хреновину» или гноящуюся «дыру». Очевидно, такую цель преследуют «писатели и философы». По сей день ненавидя чуждый им язык, они упорно отыскивают в нём то, что близко им самим. В этих целях и пытаются они своими духовными миазмами вымазать истинно великое и могучее Слово, язык которого им до сих пор непонятен (от Троцкого – до Плуцкера), а потому вызывает панический страх!

И всё же главное зло от деятельности нынешних «интеллектуалов», «энциклопедистов» и «просветителей», которых в теперешней России развелось немерено, видится мне не в глупости и даже не в наглости их. Куда большее беспокойство вызывает в этом подлом деле число помощников, кои нашлись сначала в лице коллектива издательства, а потом и в лице убогих миром покупателей этой продукции. Ибо, по словам автора, первый том тиражом 10 000 экземпляров «разошёлся довольно скоро». То есть сочинитель без труда нашёл (и, очевидно, найдёт и в дальнейшем) многие тысячи поклонников и единомышленников, которые так же, как и он, «тащатся» от подобных «народных изречений».