Всей торос из железобетона,
Раскололся под властью витальной волны
Торжества совершенного тона!
Возвратившись домой, позабыв обо всём,
Диск крутила – в тоске – граммофонный.
Там играл пианист, – рассказать бы о нём,
Да молчал аппарат телефонный…
Илья Бокштейн (1937—1999)
В октябре этого года исполнилось двадцать лет со дня смерти Ильи Бокштейна. Поэт ушёл из земной жизни, но по-прежнему с нами в более тонком литературном пространстве, а его уникальные произведения изящно вплетаются в общее волшебное кружево современной израильской поэзии на русском языке. Издатели и читатели альманаха «Понедельник» выражают искреннюю благодарность родственникам Поэта: внучатому племяннику Илье Бокштейну и его маме Юлии Бокштейн за предоставленные материалы.
*****
Пространство меня обнажает,
в прострацию вводит восход
не солнца. Чего? Я не знаю.
Секрет океаном растет,
претит описание жизни —
холодного ветра пятно,
в плаще словотворческой мысли,
что высится храма окном.
И все, что любовью хранимо,
на тайном холсте заволнит,
плывут мне навстречу – незримы —
предчувствия знаков одних,
Крик пропасти, что окрыляет
прорывы затверженных слов,
в обрыве вниманья вздыхает,
ступени убрав у шагов,
и разум от них улетает
в уныло крылатый простор,
что ангелам видится раем,
а змеям узорами нор.
Здесь кроме тишины кого-то нет,
Кого-то нет, застыло удивленье.
Струится дождь, как с листьев тонкий свет,
Намокший лист – зеленое затменье.
Намокший лист – намек освобожденья,
Разрыв, теперь мы людям не чета,
Теперь мы чуть от ветра отклоненье,
Хоть ветра нет, есть чистота листа.
Здесь кроме тишины поэта нет,
Последних листьев наводненье,
Проходит дождь, как с ветки тонкий свет,
Как таинство его освобожденья.
Он понял: здесь не нужен парабеллум,
Ни мрака на душе, ни вспышки гнева,
И счастье здесь не стоит птичьего хвоста.
Здесь ничего не нужно, —
В такт тишине растаять.
Мокнет красота. И капли тяжелы,
Как свежесть чутко белая;
И капли тяжелы, как свежесть – Шутка белая,
Не помню: осень ли,
Весна с дождя слетела
Запомнить след летящего листа.
* * *
Под беретом березо-узорчатых труб
Стрелки клена с коронами сосен обвенчаны
И сосульками красок обвешаны,
И по-детски весенне расцвечены
Отпечатком влюбленно рассеянных губ,
Что осеннему ветру, как речи, завещаны.
* * *
Там за порогом
Смутные желания
Растут,
Чуть тянутся…
Прошли…
Лишь пустота,
Открыв ладонь отчаяния,
Взошла цветком
Из-под земли.
* * *
Искусство – это тайна исчезать,
И становиться всем,
Чем пожелаешь,
Чтоб самый зрячий
И слепой тебя могли
За зеркало принять.
Авторы ЛитО «Понедельник», Израиль
Кому нужен альманах «Понедельник»?
Международному литературному альманаху «Понедельник» исполнилось три года. Скоро выйдет в свет «Понедельник 10». Самое время спросить: кому это надо и надолго ли хватит энергии и дарования? Случайно ли соприкосновение израильских репатриантов, пишущих по-русски, или причиной является неизлечимая мания созидания главного редактора альманаха Натальи Терликовой?
Возможно, что русские люди в целом и многочисленные евреи, пишущие по-русски в частности, стремятся к централизации, необходимости вместе высказаться на новой родине в условиях, которые Иосиф Бродский определил как «психологическую Сахару, которая начинается прямо в вашей спальне и теснит горизонт».
Быть русским эмигрантом, точнее репатриантом, в еврейском государстве, где коренное население имеет собственное мнение по любой проблеме, жить в условиях ракетных обстрелов и жарких политических интриг – совсем непросто для постсоветского гражданина, привыкшего к подавляющему аппарату государственной машины, серости и тотальному «единодушию патриотических мнений». Заурядному репатрианту в Израиле помечтать бы о покое, о тенистом тихом уголке на измученной зноем и войной земле. Но в Израиле все попытки найти покой или воскресить недавнее российское прошлое похожи на безнадёжные усилия младенца, пытающегося схватить прыгающий мячик, который постоянно выскальзывает из протянутых рук.
Читать дальше