Анатолий Жариков - Рассеянные мысли

постоянно обнадёживая и обманывая его.

•

Я не член союза писателей, я писатель.

•

Когда умирает пляска (танец), рождается песня, потом слово, стихи.

•

Я зависим только от своего желания.

•

Каждый строит себя сам и ответствен за свой фундамент и свою крышу.

•

Совершенные вещи открывают в нас первую истину, а мы думаем,

что открываем для себя новое.

•

"А посмотрите-ка с этой стороны, – сказал Алексей Ремизов, – и вы увидите нечто". Сказал и умер.

•

Не надо бояться книжных завалов, человек сам знает,

когда и что ему приспело читать.

•

Государство взяло на себя право распоряжаться всем,

как будто оно знает всё.

•

Стихи, оказывается, видят единицы остальные читающие – видят нули

или сотые доли единицы.

•

Человек – чтобы что-то преодолевать и через что-то продлевать.

•

«Зачем я женился? Теперь у меня ни денег, ни времени, ни совести…»

•

Никогда свои стихи не станут хорошими, если сам не увидишь,

как они плохи.

•

Произведение определяет не течение, а его (течения) глубина.

•

Основа нашей жизни – человекотворчество.

Признание, материальная обеспеченность, отсюда независимость социальная, на деле могут как иметь место в жизни, так и не иметь.

Главное в человеке – созидание.

В любой степени, на любом уровне, в различных его проявлениях.

•

Вся беда в том, что начинающие рифмовать пытаются через стихи выразить себя, ещё хуже – своё отношение к чему-либо.

Стихи, как человек, должны говорить сами, и за себя.

•

Мир художника настолько особен, что не всякий его принимает со стороны.

Спрашиваю себя: сколько тебе нужно книг в вечности? Вот так-то.

•

Неполноценность выбитых зубов.

•

Есть люди, которые не понимают, что они не понимают.

•

Поэзия, как и любое творчество, пронизана повторением: рифма, тема, материал. А значит, вторична.

•

Гений не сочиняет.

Ему достаточно покопаться в себе и извлечь уже вполне готовое.

Берите, пожалуйста, у меня ещё есть.

•

Всегда переспрашивайте и перечитывайте.

Хотя слово всё равно всегда обманет.

•

Одни отдают, другие берут.

Человечество – это масса переливающихся друг в друга сосудов.

При этом всегда должна присутствовать определённая пустота.

Возьмите у меня, ваши дети отдадут моим детям.

•

Я дал себе слово, что лет через двадцать-тридцать

не буду приставать к женщинам.

•

Эстетика – позвоночник поэзии,

этическое – естественное её условие.

•

В прекрасном греческом танце – тайна, уводящая к началу

творения Словом.

•

Последнее время я большую часть этой жизни провожу в своей жизни.

•

Пушкину 200 лет. Боже, как молода наша литература!

И каких гигантов вырастило Слово на нашей почве

за столь краткий срок. Поразительно.

•

Бог – это та составляющая человека, которая всё понимает,

всё прощает и ведёт.

•

Жалуется:

–Каждый день под капельницей:

по сто пятьдесят капель перед завтраком, обедом и ужином…

•

Все мы из скрипки Анненского, из идиота Достоевского,

шинели Гоголя, из чудного мгновенья Пушкина…

Где же мы?

•

Когда говорят: крепко любил, крепко стоял, не верю.

Верится, когда проще и крепче: люблю, стою.

•

Проснулся: хорошо, однако, когда кроме тебя есть ещё кто-то на земле.

•

Надо полностью изменять представление о времени:

жить не оставшимся, а тем, что было, есть и будет всегда.

•

Только стихи – ни о чём.

Остальное – чтения, публикации, споры – только попытки заявить о себе.

•

Надо дописаться хотя бы до высоты Толстого,

чтобы сметь отрицать Шекспира.

•

Мы оставляем себе отчаянную возможность

продлеваться, пусть даже (туда пойду не я, другие) в аду.

•

Пишут: он сгубил себя.

Да ничем он себя не сгубил.

Если б сгубил, не сотворил бы.

Если б не сотворил, сгубил бы себя.

•

Страшно видеть, как видит женщина, как разрушается мужчина.

•

Что мы знаем о том, что мы знаем?

То же, что мы знаем о том, чего не знаем.

•

Свин потребляющий или человек отдающий? Мы выбрали второе.

Но отдавать, по сути своей, не можем. Остаётся сожаление.

Которое мы называем созиданием.

•

Когда жизнь и поэзия одно: боль и радость, и самоцель, –

это Есенин, Мандельштам, Цветаева, Рубцов.

Пастернак и Бродский за синтаксисом всё же скрывают

самую потаённую часть себя.

У Кузнецова автор так растворён в стихах, что его уже и не слышишь.