Были периоды, когда мы пытались начать лечение. Как думает большинство? Надо идти в больницу! Мы тоже посетили нашу наркологическую клинику и психбольницу, где есть отделение наркологии. Дочь, казалось, бодро держалась, активно узнавала все про лечение, дала согласие, но потом говорила, как ее угнетала атмосфера этих заведений. Наше впечатление было схожим: все, начиная от запаха и нищеты и заканчивая отношением к больным, презрительным, унижающим, вызывало желание поскорее убежать и никогда сюда больше не возвращаться. Конечно, в этом не виноваты люди, которые там работают. Такое субсидирование, такое отношение к медицине в нашей стране, особенно к проблеме алкоголизма и наркомании… Когда привозят в белой горячке или в наркоманском передозе, тогда, конечно, спасают. Но прийти самому, если ты еще способен думать и чувствовать – это своими глазами увидеть, что надеяться не на что. Нашла в дневниках описание своего состояния после посещения этих «богоугодных» заведений: «Я воочию увидела, насколько не нужны я и моя девочка нашему государству. В таких заведениях, если находиться долго, то захочется самой чего-нибудь выпить, чтобы только не видеть этих облезлых стен, не чувствовать спертого запаха, не видеть раздраженных лиц медперсонала».
До меня с трудом доходило, что постоянное потребление таблеток и алкоголя, пусть и в небольших количествах, это болезнь, это химическая зависимость. Мария уже не скрывала, что ей нужны таблетки постоянно, и это вызывало во мне сильное раздражение, даже гнев. Это сегодня я понимаю, что моя реакция на ее признания была истеричной. Я ведь старалась быть любящей, терпеливой и мудрой матерью, но постоянно срывалась на крик, обвиняя ее… И было в чем! Лень стала патологической. Приходилось засохшую от грязи обувь мыть или заносить к ней в комнату, потому что она валялась посреди прихожей неделями. Грязная и сырая одежда могла зацвести в ванной. Она ходила неопрятная, в рваной одежде, если я не бралась за иголку. Никакой помощи по дому, что раньше было нормой. Работать она не могла, значит, я должна была давать ей какие-то деньги, учеба шла кое-как.
Мне так хотелось верить, и я верила, что она вот-вот покончит с этой «глупостью». Она говорила мне: «Мне бывает плохо. Чтобы мне стало лучше, я съедаю пару таблеток. Ничего страшного в этом нет». И я верила, что это время от времени, что сразу не получается, что завтра все будет иначе, мы ведь так хорошо поговорили. Но это продолжалось и продолжалось… Я еще и еще пыталась ее убедить, доказать, объяснить, но на нервах, на моей истерике и ее исчезновениях на несколько дней.
Как-то, очищая комнату дочери от мусора, я нашла двойной тетрадный листок в клеточку, исписанный ее планами. Одиннадцать пунктов, в каждом пять-шесть подпунктов: «Не покупать…, не колоться, не общаться со всеми, кто это делает; делать зарядку; наладить отношения с преподавателями и с родными; помогать маме и бабушке во всем, даже не спрашивая; пойти работать; научиться шить…» и т. д. Наивно, немного смешно, но она, оказывается, прислушивалась к тому, что я ей говорила. Она хотела, строила планы начать жить по-другому, ей не удавалось. Дочь менялась и внешне и внутренне: стала агрессивной, раздражительной. Она вымогала деньги под любым предлогом. Я никогда ее не баловала, возможности такой не было, но о способности наркоманов манипулировать родными, можно было бы много рассказать.
День и ночь я находилась в состоянии сжатой пружины и думала только о том, как ей помочь, старалась найти причину случившегося, но, как слепая, тыкалась то в одну, то в другую глухую стену, уговоры не помогали, помощи просить не знала где, страх и ужас нарастали внутри.
Мне приснился сон: мы идем с Марией по дороге, обе несем рюкзаки. Я несу свой, полупустой, а в ее рюкзаке – и ее груз, и мой. Мы опаздываем на поезд, потому что не знаем точно, на каком он пути. Я ловлю машину, ибо знаю, что если напрячься, если не пожалеть сил и денег, то можно успеть… Просыпаюсь и молюсь со слезами: «Господи, помоги!»
Вспоминаю, как мы сидели после очередного похода в психбольницу жарким летним днем за столиком в кафе и пили холодный сок. Дочь рассказывала, что они окончательно расстались с Сергеем, у него уже новая девушка, которую она хорошо знает, видно было, что ей больно. С Сергеем были связаны пять лет ее небольшой жизни, и, казалось, что так будет всегда. Мария открыто говорила, что ей надо чем-то успокоиться, снять депрессию, что у нее есть друг, который никогда ей не отказывает, всегда готов прийти на помощь.
Читать дальше