Константин Исааков - Летучий голландец, или Эрос путешествий

Заказав в баре за углом «в знак протеста» не французского вина, а французского пива, я смирился с мыслью, что и красивые женщины бывают разными. Красота, она над-этнична. Она просто есть.

Кое-кто мне, конечно, попеняет: не патриотичен ты, мол. Это ведь московские девушки – самые красивые. Не спорю! Тоже хороши. И во множестве. Но… как бы это поделикатнее сформулировать: чуть ли не каждую из москвичек (конечно, есть и исключения) портит выражение лица. Это либо загнанность, затюканность «невыносимой легкостью бытия», либо стервозность. И то, и другое вынуждают мужчину с самыми «честными намерениями» потеряно отвести глаза.

В Париже, однако, подобное «заклятие» даже с моих соотечественниц, похоже, снимается как-то само собой! В этом я имел много шансов убедиться, задерживая на парижских улицах свой взгляд на очередной красотке и… вдруг слыша из её уст обращенное к собеседнице родное «А чо?». Но при этом какое-то не по-нашему беззлобное и даже по-своему эротичное. Произнесённое с мягкой, расслабленной улыбкой, не отягощённой этим привычным «Кругом враги». Просто сам Париж создает иной контекст. Кругом любовь.

Вы, наверное, уже догадались, что, при всей моей неприкрытой любви к женскому полу, детального рассказа о сексуальных приключениях на Place Pigalle или в иных парижских кварталах вам не дождаться. Разочарованы? А я, представьте, нет. Потому что видел потрясающие женские портреты на проходившей как раз в это время в Малом Дворце выставке «Париж 1900». Потому что Place Pigalle и отель Villa Royale хороши ещё и тем, что отсюда можно прогуляться по туманному Монмартру, к его сердцу – базилике Sacré Coeur. На лесенке у её подножия ежевечернее рассаживаются толпы парижской молодёжи, включая понятное дело, и прелестных парижанок. Ходи и любуйся. Дамы с прежней Place Pigalle – они, конечно, профессионалки. Но монмартские студентки, можете не сомневаться, очаровательнее.

Потому даже в магазинах этого удивительного, наполненного чувственностью города – от легендарной Galerie Lafayette до маленьких бутиков – я всматривался совсем не в товары, а в продавщиц. Или в покупательниц. Известное дело, шопинговый Париж «заточен» под женщину, под её пристрастия – и даже мужские секции тут имеют в виду, прежде всего, не нас, а наших прекрасных спутниц: то, какими они хотят нас видеть. Вся история французской haute couture ориентировала на удовлетворение базового женского мифа (милые дамы, это я – любя), согласно которому женщина немалую часть своего жизненного времени и пространства отводит нарядам и косметике. Тогда как ( Pardon, madame! Pardon, madamoiselle! ), на наш, мужской, вкус, особенно восхитительна она… безо всего этого.

И, клянусь честью всех прекрасных дам, нет в моих словах сексуального шовинизма. Ничего не поделаешь, мы действительно разные – мужчины и женщины. Причем отнюдь не только телесно. «Не братья по разуму!» – говаривала одна моя мудрая приятельница, которой, увы, уже давно нет с нами, земными жителями.

Да, не братья и не сёстры. Потому что даже к самым любимым, самым дорогим нам женщинам мы, мужчины, так или иначе приспосабливаемся, пытаемся встроиться в их мир. Порой не понимая их, но при этом принимая. Потому что их любим. Как любим Париж.

До заросшего ковылём поля – километра три. Нашу конную тележку сопровождает «почётный эскорт» – девочка Глаша лет восьми на сноровистом Зобаре. То и дело Зобар, почти на ходу, не останавливаясь, наклоняется пощипать травки ковыля: проголодался. Глаша в такие моменты, балансируя в седле (маленькая, тоненькая, а ведь удерживается!), увещевает коня: «Да погоди, вот доедем до поля битвы – поешь спокойно!»

ГЛАША И ЗОБАР

Городская, небось? На каникулы из города приехала?» – спрашиваю возницу.

«Не… из наших, из местных… вон как выросла», – оглянувшись на хрупкую наездницу, улыбается он.

Вот мы и Куликовом поле. Спешились пассажиры тележки, спешилась и Глаша. Зобар – конечно, сразу к ковылю.

…А ведь настоящими они растут, здешние дети – как этот, исконно придонский ковыль. Кстати, традиционную для лесостепных краев природную среду местные биоисторики и экологи восстанавливают уже не первый год: взращивают травы, обрамляют их лесопосадками. Ковыль этим летом заметно подрос: кое-где уже почти по колено. Еще сезон-другой – и будет здесь всё выглядеть практически так же, как – да-да! – в те сентябрьские дни 1380 года. А пока стою я тут – турист туристом – по колено в травах и вдыхаю аромат ковыля да полыни. Хорошо!