'Двести' Журнал - 'Двести' (No A, август 1994)

Оклемавшись, Штерн обнаружил, что к столу привязана новая жертва. Кто-то корчился, извивался, выплевывал неопровержимые обвинения, но стальные пальцы Столярова сомкнулись на горле, и жертва захрипела.

Рыбаков осторожно принюхался.

- А казачок-то засранный! - сообщил он.

- Кто таков? - отрывисто бросил Столяров.- Свой, чужой?

- Да кто сейчас поймет...- проникновенно начал Рыбаков.- Этот, как его, Дроздов?.. Скворцов?..

- Неважно. Если не с нами - враг. Если с нами - тем более. Пилу мне!

И бензопила "Дружба" радостно запела в умелых руках маститого фантаста. Полетели брызги.

Спасительный обморок унес Штерна в самое сердце тьмы.

17.БЛАГОРАСТВОРЕНИЕ ВОЗДУХОВ

А в это время наверху те же лица расхаживали по благостным коридорам писательской малины, соблюдая пиетет и прочие необходимые в быту приятные мелочи. Назревающие скандалы вовремя гасились, коллективное распивание ситро до умиления напоминало встречу приблудного генсека с дежурной интеллигенцией.

И вдруг, нарушая благолепность общения, ввалился невесть откуда взъерошенный Штерн и с криком "Убили!" рухнул на ковер и забился в припадке, орошая наркомовский ковер слезами и мочой.

Случился скандал. Кинулись приводить в чувство, хлопать по щекам и подносить к носу вонючее зелье. Очнувшись, Штерн поведал всем об увиденном внизу, и лишь неловкое молчание публики подсказало ему, что вышел конфуз. Он поднял глаза и обомлел.

У колонны чокались шампанским Столяров и Логинов, Рыбаков читал на китайском свои стихи этому, как его, Соловьеву? Галкину?.. Измайлов общался с большим зеркалом в вестибюле, объясняя ему все преимущества малабарской пенитенциарной системы. Да и все остальные пребывали в довольстве и благодушии.

- Прочь, прочь от меня, ужасные видения! - вскричал Штерн, не желая верить страшной догадке.- Вы мороки ночные, драконы злостные, а ваша истинная сущность там, внизу!

И дрожащим перстом указал куда-то в область своих гениталий.

Дружный хохот был в ответ. Он напугал Штерна больше, чем если бы все скинулись волками или нежитью и принялись его жевать.

- В силу вошли, не боятся ничего! - смекнул он.

Словно в подтверждение чудовищной мысли, толпа, окружавшая его, вдруг уплотнилась, слилась в единое плотное тело, блеснувшее радужно чешуей, а три головы, увенчавшие его, осклабились в синхронных улыбках.

- Что, страшно, дружок? - хором спросил Змей Горыныч.

- Еще бы не страшно,- пролепетал Штерн.- Еще бы не страшно такого страшного побеждать!

- Это кого побеждать? - сверкнув очами, приятным голосом вопросил Змей, дымно пукнув.

- Тебя! - гордо ответил Штерн и хотел было плюнуть, но во рту пересохло.

- Мы не будем сражаться,- сообщил Змей.- Мы будем обедать.

И распахнул три пасти, словно огромные электрогрили пыхнувшие жаром и старыми шашлыками.

Штерн побежал. Он мчался по длинным бесконечным коридорам, скакал по корявым ступеням, слыша позади лишь шелест и глумливое причмокивание. Он бежал, но при этом мучительно соображал, на кого же похожи головы окаяного Змея? Одна, несомненно, смахивала на маститого питерского фантаста, двойник которого - виртуоз бензопилы - лихо орудовал топором в подвале, вторая, в натуре, пан или лжепан Станислав, будь он неладен, а вот третья?..

Неужели САМ МЭТР - пришла страшная мысль. Ноги сделались ватными, и он прислонился к стене.

- Ну, Боренька,- мягко сказала третья голова,- вот теперь мы с вами и поговорим о драконах...

-----------------------------------------

Продолжение определенно следует!

Хаос... Бурлящая пелена туч над заламывающимся невероятными углами горизонтом... Тени мертвых, шагающие под мерный бой боевых барабанов... Стихия разрушения, поглощающая Авалон...

И в твоей руке - клинок, одна из кромок которого видна только в лунном свете... Но ты уходишь с поля боя, потому что тебя позвал тот, на чей зов даже Принц не может не откликнуться.

Это зов Смерти.

Грейсвандир падает на ступеньку, катится - и, замерев на секунду на самом краю лестницы, соскальзывает в пропасть.

И ты не видишь, как за твоей спиной медленно, с неспешностью, присущей истинному величию, оседает и обрушивается в себя Колвир - как будто он был пуст внутри - и это уже не пик, а жерло вулкана, и маленький старый человек со смешным детским лицом что-то кладет в твою руку, ты разжимаешь ладонь, долго смотришь на то, что лежит на ней... Что нужно сказать? Что-то из классики, наверное... И ты говоришь:

- Тому, кто видел Город уже не нужно твое Кольцо...