Есенин очень подходил бы им. Да уже, собственно, и подходит. Можно сказать, что это не его вина, но, увы, поэт в ответе за тех, кто его присваивает; апологеты Бродского из числа либералов – ничуть не лучше, и не сказать, чтобы Бродский вовсе не был на них похож.
Если бы советская власть стояла не на космополитических утопиях, если бы вовремя отказалась от интернационализма и разыгрывала национальную карту не только во время великих испытаний – она была бы почти непобедима. Или, по крайней мере, куда более устойчива. Так что будущий генералиссимус в 1935 году поставил не на того. Он верно сообразил, что главным певцом империи может быть только мертвый поэт – от живого было бы труднее добиться одобрения происходящего. Но немного не рассчитал с поэтом. Наверное, потому, что Лиля Брик в 1935 году написала ему письмо с просьбой защитить память Маяковского от забвения и небрежения, а за Есенина попросить было некому. Бениславская застрелилась, Райх замужем за Мейерхольдом… Найдись достаточно смелости хоть у одной из бывших возлюбленных – сталинская модель СССР просуществовала бы вечно.
Значит ли все это, что Есенин слабый поэт? Нет, конечно. Он поэт очень сильный, но специальный. И нынешний его юбилей – горькое тому подтверждение. У него есть все шансы попасть в лучшие, талантливейшие поэты нашей постсоветской эпохи.
Есенин действительно стал заслонять Маяковского, интерес к его личности серьезно вырос, за один последний год вышли две биографии, на подходе третья. Что делать будем? Сочувствовать будем.
К Новому году японцы освоили выпуск новых освежителей воздуха. Названия у них длинные и печальные. Например: «Первый поцелуй на чертовом колесе в городском парке культуры и отдыха в районе Тенпозан (Токио)». Или: «Запах шеи официантки в портовом кабаке (Осака)».
Дело хорошее. Я, правда, не думаю, что попадание будет стопроцентным, – в конце концов, даже цвета воспринимаются двумя разными людьми неодинаково, что уж говорить о такой тонкой материи, как запах… Блок считал, что девятисотые годы в начале были розовыми, а потом стали лиловыми; Белому они виделись сначала багряными, а потом типа золото в лазури… Однако запах первого поцелуя на чертовом колесе в парке культуры и отдыха имени Горького (Москва) я, пожалуй, разложил бы на составляющие: это запах дешевеньких духов, которыми пользовались наши девушки («Клима» – это был потолок, они редко встречались, чаще какая-нибудь «Ночная фиалка»), и запах тополей – дело ведь происходит где-нибудь в мае, парк Горького только что открылся; и немного еще пахнет водой и тиной от прудика внизу, и с прудика доносится визг и стук – катамараны сталкиваются с лодками… Что это были бы за освежители воздуха, вобравшие в себя главные запахи жизни? «Запах сентябрьских кленовых листьев по дороге из школы через сквер на улице Дружбы (Москва)» (хорошо бы с шуршанием. Как они шуршали!). «Первая после зимы поездка на дачу на излете эпохи застоя» – с вкраплениями сосисок и картошки на свежем воздухе. «Первая ночь с любимой после страшного количества бухла в гостях у друга» – помнится, пили калгановую настойку, оказавшуюся сильным слабительным. Запах калгановой настойки, кто имитирует тебя?!
Японцы, как всегда, мудры – зря, что ли, они впереди планеты всей в смысле технологий? От жизни остаются не свершения, не тома, не политика (которая вся сводится к повторениям давно известных ситуаций), а вот именно что запахи. Страшно, конечно, если нечего вспомнить, кроме запаха шеи официантки в портовом кабаке. Никогда не нюхал портовых официанток. Но вот шапка ребенка, вернувшегося с мороза… или разгоряченная дочь, прибежавшая со свидания и пахнущая духами, легким алкоголем и чужим табаком… хорошо, подчеркиваю, если чужим… Нет, что вы ни говорите, а жизнь все-таки состоялась. От всего Пруста остался один вкус печенья, размоченного в липовом чае, – но это, как выясняется, не так мало. Кто там сейчас помнит злоключения Альбертины и его метания по этому поводу? А липовый чай с печеньем – это навеки.
С Новым годом, господа. Нет никаких итогов уходящего года – ушел, и ладно, и спасибо за все, и дай бог, чтобы следующий был не хуже. Но вот запах искусственной елки, доставаемой с антресолей, и мандаринов (куда без мандаринов?!), и хлопушечного пороха, и студня, и духов, естественно, потому что какой праздник без женщины… все это, в общем, и есть смысл. Поздравляю всех с возвращением самого эфемерного запаха и самого грустного праздника. Подозреваю, что так пахнет само время – советским шампанским с легким оттенком дрожжей, духами, порохом и морозным ветром из форточки, открываемой ровно в полночь, чтобы выпустить все старые запахи и впустить все новые.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу