Дмитрий Быков - Карманный оракул (сборник)

Расстреливать за коррупцию у нас нельзя именно потому, что расстрельщики немедленно войдут во вкус и расстреляют всех, в том числе тех, кто сроду не получил ни одной взятки, а просто попался под кампанию. Русская политика – каша из топора, причем сам топор, то есть рациональная цель, выбрасывается и вообще роли в супе не играет. Эта сказка, пожалуй, самая откровенная во всем нашем фольклоре. Именно поэтому бо́льшая часть российских реалий – константы, неизменные декорации: коррупция, воровство и питие были всегда, а расстрелы и реабилитации возникают спорадически. При строительстве дороги или завода важен не завод и не его производительность, а бешеный азарт и последующее охлаждение, которые на этом строительстве возникают; это как в сексе – он, понятное дело, служит для деторождения, но заниматься им исключительно в этих целях способны разве что религиозные фанатики. Для остальных это способ получения большого удовольствия, эмоциональная разрядка или предлог для сочинения любовной лирики: кому что ближе, в зависимости от темперамента.

В Китае, конечно, тоже любят помучить, а пыточная традиция доведена там до такой изощренности, что Иван Грозный наверняка с любопытством изучил бы опыт династии Цинь. Но Китай, не отказывая себе в попутных удовольствиях вроде массовых репрессий времен культурной революции, все-таки намечал некоторые государственные цели, которых и добивался, пусть с избыточными жертвами. Российская традиция в этом смысле печальнее: Китай сегодня не узнать, а Россия узнаваема в малейшем своем проявлении, стоит чуть отъехать от Москвы. Китай заинтересован в развитии и более всего хочет меняться; Россия, напротив, тратит максимум усилий на сохранение статуса кво, который у нее называется суверенитетом. Когда здесь опять случится вспышка пассионарности – будьте благонадежны, она найдет, за что расстрелять миллион-другой. А случится это под предлогом борьбы с коррупцией, опровержения генетики или упразднения круглых шляп – вопрос настолько второстепенный, что задаваться им давно уже неприлично.

Любопытно, кстати, что никто из россиян – по крайней мере, публичных, громкоговорящих, вслух-завидующих – не жаждет перенимать строительные, производственные или хотя бы идеологические практики Китая. Мы редко встречаем тексты, где рассказано, сколько там строят или производят (в самом деле, чего огорчаться?). Зато мы отлично знаем, что там контролируют Интернет, расстреливают за взятки и жестко (любимое русское слово) цензурируют прессу.

«Сделать, как в Китае» по-русски означает именно расстреливать, как в Китае, но работать при этом, как в Москве. Вероятно, поэтому и братковские войны девяностых привели не к строительству капитализма, а к появлению нескольких тысяч очень красивых и забавных черно-мраморных памятников.

С Гарри Каспаровым случилось то, что описывается классической частушкой – правда, последняя строка нуждается в небольшой корректировке: «Как-то шел я по Тверской – офигачили доской. Ох ты, мать твою ети, нельзя в политику пойти!»

И верно – нельзя. Трагикомический этот эпизод, который может получить совсем не комическое продолжение (Гарри Кимович намерен серьезно наказать мерзавца), имеет на самом деле глубокий социальный смысл. Просто у нас время поверхностное, никто ни над чем не задумывается. На самом деле всем профессионалам, которые намерены сменить обычную сферу своих занятий на политику, сделано недвусмысленное предупреждение: кто с чем придет, тот от того и падет.

Шахматиста ударили шахматной доской за то, что он бросил шахматы. Врача могут отхлестать стетоскопом (уколоть шприцом) за то, что критикует реформы, вместо того чтобы тихо обслуживать больных на своем участке. Да же дворника, если он вздумает предать свое основное занятие, могут оглоушить скребком, – а ведь дворники у нас очень скоро пойдут в политику, если не рассосется революционная ситуация.

Проблема вот в чем: в последнее время (а почему, кстати, в последнее?) российская политика упорно выталкивает профессионалов. То есть любых людей, которые в чем-то состоялись и вот решили порулить процессом. Скажем, в Штатах политики – сплошь и рядом люди, умеющие что-то еще. Клинтон был вполне себе преуспевающим юристом, а Буш-младший – удачливым дельцом, и папа его был неплохим контрразведчиком, и большинство сенаторов способны предъявить кое-какие профессиональные достижения… У нас же все партийные, а после и беспартийные вожди – какой-то потрясающий парад людей, не умеющих ничего, кроме как руководить! Мне смешны байки о среднем классе, состоящем из людей, которым все равно, чем рулить: сегодня – нефтянкой, завтра – мобильной связью… Они – менеджеры, их профессия – управлять! Проходили мы это, были у нас профессиональные управленцы, которые сегодня могли возглавлять колхоз, завтра – автокомбинат, послезавтра – газету, а на пенсии наводить ужас на жильцов в должности вахтера. Вся практика доказывает, что руководить процессом способен только тот, кто его понимает. Но все отечественные руководители были практически никакими профессионалами. Они ничего не умели делать. Одно время в народные депутаты попала блестящая когорта писателей, мыслителей и журналистов, но очень скоро именно эти люди были вышвырнуты из политики вон, а место их заняли все те же управленцы. Вспомните – кто из брежневского Политбюро хоть что-нибудь умел? А в чем был профессионален Сталин – недоучившийся семинарист, недели не проработавший на созидательной работе, а потому и не умевший ценить ни пролетарского, ни крестьянского труда? Про всех наших руководителей можно сказать «плешивый щеголь, враг труда», потому что никто из них не умел карандаша заточить, набойку подбить! Ленин был практически никаким юристом (и чрезвычайно слабым, однообразным, плоским публицистом). Хрущев – типичным управленцем, забывшим про свое шахтерское прошлое, если оно и было. Брежнев ничего толком не умел. Горбачев когда-то, говорят, хорошо водил комбайн. Ельцин – единственное исключение, он хоть прорабом поработал, но это ведь тоже руководящий пост, вот он и действовал, как прораб… Такой стиль руководства уместен на прорывном участке, где все пьют и матерятся, – а у страны все-таки нервы потоньше!