Дмитрий Быков - Карманный оракул (сборник)

Вторая возможная причина: россиянам нравится жить плохо, чтобы этой плохостью подчеркивать собственную белоснежность. Россия – идеальная страна для высокой самооценки, ибо чем Родина хуже, тем мы по контрасту очаровательнее. Многие не смогли бы жить за границей именно потому, что там от рядового жителя хоть что-то зависит и он разделяет с Родиной ответственность за те или иные ее провалы (или победы). У нас же страна совершенно отдельно от граждан – она управляется без их участия и развивается помимо их желания; стало быть, на ее фоне мы всегда в шоколаде. В этом смысле Россия исключительно милосердна к своим гражданам: ни Штаты, ни Германия, ни Китай не гарантируют своему населению такой высокой самооценки. Почему-то российскому населению очень важно сидеть в экономической, демографической или нравственной яме: на фоне плохого государства мы без всяких усилий с нашей стороны превосходны.

Но есть и третья версия, объясняющая это почти поголовное стремление к осознанной, отрефлексированной мерзости. Это разбег перед прыжком, рост напряжения перед окончательным его разрешением, надувание пузыря, чтобы красивее лопнул. Одно из любимых общенациональных развлечений – низвержение кумира, но чтобы низвергать – надо сначала воздвигнуть. Периодические разоблачения культов – любимая народная забава. Нет большей сладости, чем развенчать былого кумира, вчера еще всесильного; впрочем, и всесилие это относительное, ибо изменить русскую матрицу никому не дано, однако всеобщее подобострастие должно убедить кумира в том, что он уже полубог и мизинцем колеблет миры. После внезапного низвержения о кумира дружно вытирают ноги (сегодня, в частности, их вытирают об американский флаг – хотя перед этим долго и старательно убеждали себя именно в американском всесилии). Здесь нечто вроде сексуальной разрядки: долго готовиться, дарить цветы, уверять объект в том, что он средоточие всех совершенств, – чтобы потом наконец грубо трахнуть и всю жизнь заставлять стирать носки; Сталина ниспровергали именно те, кто перед ним трепетал. Любопытно, кстати, что мстят в таких случаях не кумиру-садисту (он мертв), а гуманисту-преемнику: так было и с Годуновым, которому тут же приписали детоубийство, и с Хрущевым, и с Горбачевым. Но главное – это надувать и развенчивать, громоздить и скидывать: нет большего наслаждения, чем топтать вчерашнего повелителя. Так что обольщаться народной покорностью и даже энтузиазмом нет особого резона: это он, как уже было сказано, готовится.

Впрочем, есть и еще одно объяснение: людям просто нравится иногда быть плохими. В этом есть своего рода оргиастический восторг – травить, объединяться, улюлюкать; но так плохо о своем народе может думать лишь законченный русофоб. А мы с вами, в отличие от наших сегодняшних заводил, не таковы.

Но вообще-то быть плохими – входит в их понимание силы; иными словами, Россия и должна, по их мнению, быть максимально плохой. Мы крутыши, плохиши, чистенькому иностранному мальчику мы с удовольствием порвем штаны. Нам штаны не нужны – мы радостно демонстрируем миру свою самость. Именно это имел в виду один известинский публицист-некромант – лишний раз называть его имя, увы, брезгую, – говоря, что наконец-то всему миру явлена поднимающаяся Россия, страшная, непредсказуемая и притягательная. Зло вообще всегда, как бы это покрасивее выразиться, маняще. Оно манит именно раскрепощением непредсказуемых возможностей, и многие покупаются: садизм, извращение, насилие, наркотическое изменение сознания, вседозволенность – все это притягивает именно обещанием высоких озарений. Никаких озарений потом, конечно, не получается – дьявол вообще великий обманщик, – но сторонники силы, государственной сильной руки в частности, вообще готовы целовать дьявола под хвост. Один публицист «Литературной газеты», которую с этих пор вообще следовало бы называть исключительно «Московский сатанист», недавно всерьез поинтересовался: а что плохого в Воланде? Где вообще написано, что это дух зла? Это дух сильной власти, без которой мы чуть не развалились…

«Им», кто бы они ни были, нельзя ничего, потому что они претендуют быть хорошими. А нам можно все, потому что мы ни на что подобное не замахиваемся. Нам нравится быть как можно более отвратительными, потому что это показатель силы. Мы лжем, мы давим соседей, мы в открытую поддерживаем во всем мире самые людоедские режимы, варварские инициативы и бесчеловечные методы – и нам можно, потому что мы так сказали, и кто нас остановит? Мы такие большие, древние, богатые и непредсказуемые, что с нами ничего сделать нельзя, и не пробуйте, вам это завещал еще ваш Бисмарк. Мы его уважаем. Чем отвратительнее враг, тем больше мы его уважаем; и конечно, с Гитлером нас поссорили англосаксы, а то мы вместе так наваляли бы этому миру! (Не шучу, до этого всерьез договариваются многие ультрапублицисты.) Мы разрешаем себе все и ничьих мнений не спрашиваем. Ведь мы этого достойны! А американцам нельзя, потому что американцы по умолчанию считаются демократичными. Мы-то не считаемся, мы вообще давно убедились, что от демократии одно зло, а в условиях малейшего послабления наш народ распускается и норовит растащить страну на части. Для любителей цитировать вырванное из контекста напоминаю: это я реконструирую сознание кремлевских идеологов, и, кажется, только эта реконструкция может убедительно объяснить их поведение. Иначе в самом деле непонятно: ну нельзя же так нагло, так явно, с таким полным забвением приличий…