Дмитрий Быков - Карманный оракул (сборник)

По пунктам.

Первое. Ты ни за что не отвечаешь, и виновата всегда власть. Террор – пространство полного подавления личной воли, и всегда можно сказать, что ты ни при чем.

Второе. Пока это не касается лично тебя, это приводит к небывалой остроте ощущений. «Из тела жизнь – как женщина из дому: насильно отнята у одного, она милей становится другому». Невероятная острота бытия описана у Конквеста заразительно, сильно. Мы-то, жившие внутри, знаем, что террор – время духовной провинциальности, когда торжествует лысенковщина вместо науки и бубенновщина вместо искусства; но зачем искусства и наука, когда у тебя каждую ночь – триллер с напряженным прислушиванием к лифту, а каждое утро – счастье, что взяли не тебя? Вот он – театр в жизни, театр для себя! Потом, конечно, прискучивает и это, нужна разрядка в виде оттепели, а дальше можно опять назначать земщину, давать карт-бланш опричнине и брать кого попало. Ведь штука в том, что все эти «Наши», «Хрюши» и прочие няши – конечно, цирк; но чувства-то у них подлинные! Подлинный восторг травли, подлинное садистское наслаждение при виде жертвы! А предлогом для травмы может быть что угодно: идеология террору не нужна, и это тоже показал Конквест.

Третье. Террор не нуждается в сильной экономике. Конквест показал это с особенным блеском, продемонстрировав тотальную экономическую неэффективность всех сталинских начинаний. Из колхозов разбегаются, индустриализация так и не позволила достигнуть намеченных (и совершенно нереальных) объемов; но как крыса умирает от голода, сутками раздражая в собственном мозгу центр наслаждения, так и государство в эпоху террора не нуждается ни в качественных продуктах, ни в стабильности, ни в доходе. «Не нужно золота ему», когда террор оно имеет. Потому что садомазохистское наслаждение затмевает нам все прочие, куда более осмысленные удовольствия. Люблю приводить один пример. Отважная «Комсомольская правда» семидесятых – о, какая была газета! один «Алый парус» чего стоил! – рассказала о том, как «дети в подвале играли в гестапо». У них был настоящий подвал, они там раздевали девушек (девушки были очень не против) и устраивали с ними игру в пытки. Автор искренне недоумевал: почему же они не записались в кружок? Например, в кружок мягкой игрушки, который работал же буквально напротив? Автору было невдомек, что делать друг из друга мягкую игрушку гораздо интереснее. Садомазо способно заменить не только любое хобби, но и любую еду. Весь Советский Союз при Сталине играл в эти увлекательные игры, доходя до невероятных высот, например в культуре политического доноса (о, если бы я был историком, какую увлекательную книгу можно было бы написать только об этой культуре! Об анонимках! О наиболее расхожих обвинениях! Конквест ведь показал, что доносили – бескорыстно, что далеко не всегда доносчику доставалась дача оболганного соседа или его, допустим, должность. Наслаждение в ином – в сознательном, осознанном падении, в служении дьяволу, в черной мессе). Книга Конквеста была посвящена вовсе не идеологическим разоблачениям, что главное: в идеологии-то русского «социализма» было много полезного и здравого, прямо наследующего Просвещению, просто дела до этой идеологии не было никому. Конквест показал, как вся страна увлеченно играла в самую интересную игру: в ней были интриги (и сталинские интриги он описывал смачно, ярко, детально), подлость, восторг падения, непредсказуемость, жестокость, весь Светоний и весь Шекспир. Да, пожалуй, Конквест именно Светоний советской истории – как говорила Ахматова, жизнь двора лучше всех знают повара. «Большой террор» – это внеидеологическая история советского проекта, история греховных наслаждений; и величие книги вовсе не в том, что она всему миру открыла глаза на масштаб советских преступлений. Величие в том, что она объяснила их природу – и в том числе природу всего, что происходит в России сейчас. Коммунисты, которые травят Чубайса, и Чубайс, который ходит по лезвию; единороссы, которые травят Машу Гайдар, и Маша Гайдар, которая принимает украинское гражданство; газета «Культура», доносящая на журфак, и журфак, отбивающийся от газеты «Культура», – все одинаково увлеченно играют в эту игру, потому что ничего другого давно не умеют! Потому что эти постельные кувыркания с кровью, наручниками и эротической асфиксией избавляют нас всех от необходимости думать, развиваться и работать; и я не знаю, как можно соскочить с этой иглы. Рим, например, так с нее и не соскочил.