Светлана Беличева-Семенцева - В России надо жить долго

Обо всех этих печальных событиях рассказали прибежавшие ко мне домой взволнованные дзержинцы и макаренковцы. Надо было что-то делать, спасать Нечаева, спасать «Дзержинец». В одиночку с такой задачей было не справиться, и на квартире у меня начал заседать штаб. И тут мы вспомнили всех знакомых журналистов. Тюменский журналист Сергей Пахотин, друживший с Нечаевым и его клубом, опубликовал гневную статью в «Тюменской правде». Связались с Валерой Хилтуненом из «Комсомольской правды», который когда-то был в «Дзержинце» и писал о нем. Валера решил, что с гороно лучше всего справится «Учительская газета», и в Тюмень приехала его жена Лена Хилтунен, работавшая в «Учительской газете» – «Учителке». На имя начальника областного УВД я подготовила коллективное обращение от лица представителей науки, сочувствующих «Дзержинцу» преподавателей университета. И наконец, к делу подключился мой хороший приятель, собкор «Советской России» Игорь Огнев, после публикации которого не так давно от работы был отстранен первый секретарь Тюменского горкома КПСС В.Д. Уграк. И когда Огнев с этой проблемой зашел к секретарю горкома партии, горком партии принял все меры, чтобы загасить пожар вокруг «Дзержинца» и не допустить очередной скандальной публикации в «Советской России», органе ЦК КПСС, что грозило серьезными неприятностями партийному начальству. Общими усилиями «Дзержинец» был спасен, а Генсаныч не только не уволен, но и после больницы отправлен на курорт для восстановления здоровья.

Шум и волну общественного возмущения вокруг «Дзержинца» мы подняли такую, что мне домой позвонила недовольная секретарь горкома партии Тетерина Клара Афанасьевна. Она потребовала, чтобы я прекратила эту шумиху вокруг клуба, которая не дает им в горкоме партии спокойно работать. На что я ответила довольно дерзко: «Если такие как Нечаев оказываются в больнице из-за всех этих проверок, мы с вами, вы как партийный секретарь, я как ученый, даром едим свой хлеб». Эта дерзость мне дорого обошлась. Клара Афанасьевна потребовала, чтобы городская прокуратура проверила хозтему, которую два года назад мы с макаренцевами провели по заданию областного УВД. Я тогда обобщила данные о подростках, стоящих на учете в милиции и их родителях, над которыми шефствовали мои макаренковцы. На этой основе были подготовлены психолого-педагогические рекомендации для инспекторов по делам несовершеннолетних. Деньги на эту работу были выделены весьма скромные, что, тем не менее, позволило моим лучшим макаренковцам выплачивать скромную зарплату. Когда прокурор города, с которым мы были хорошо знакомы, получил от горкома партии задание проверить эту два года назад закрытую хозтему, он позвонил мне и спросил, что там у меня происходит. Я попросила его об одном: отправить для проверки самого добросовестного прокурора. Времена были андроповские, когда прокуратура и другие правоохранители особо свирепствовали, и, конечно, результатов этой проверки я ждала с большим беспокойством.

А тем временем по городу распространялись слухи, что Беличева с Нечаевым воры. И особенно старался в их распространении ветеран-смершевец, люто ненавидящий нас обоих. Наконец из прокуратуры было получено официальное уведомление явиться для ознакомления с результатами проверки. Шла я туда, что называется, на полусогнутых. В назначенном кабинете мне навстречу поднялась пожилая женщина в прокурорском мундире, пожала мою руку и совсем неожиданно для меня сказала: «Позвольте Вас поблагодарить за ту работу, которую вы проводите со своими макаренковцами». Она действительно была добросовестным проверяющим и встретилась со всеми студентами, которые значились в ведомости на получение своей скромной зарплаты. И они ей увлеченно рассказывали, как работают со своими подшефными подростками, стоящими на учете в милиции. Это не могло не умилить немолодую женщину, мать и бабушку.

Так благополучно закончилась история с тюменским Макаренко, но у самого Антона Семеновича была более печальная судьба. Несмотря на все его педагогические успехи в знаменитых колониях имени Горького и имени Дзержинского, где из бывших беспризорников и уличных воришек выковывались настоящие мастера своего дела, активные и успешные советские граждане, под натиском въедливых проверяющих педагогическую работу ему пришлось оставить. Не нужны были сталинскому режиму, упражнявшемуся на организации показательных судебных процессов над врагами народа всех мастей, столь честные, нетерпящие любой несправедливости и с такой активной жизненной позицией граждане, как те, которых воспитывал Макаренко в своих колониях. Но, отойдя от педагогической практики, он не забросил педагогику и оставил ценнейшее литературное наследие, две удивительных художественных книги «Педагогическая поэма» и «Флаги на башне», от которых трудно оторваться, когда читаешь о педагогическом опыте Макаренко и о его непростых воспитанниках. На занятиях со своими макаренковцами я просила их рассказывать о наиболее запомнившихся эпизодах из этих книг. И что интересно, каждый из этих эпизодов мог служить иллюстрацией для социально-психологических и социально-педагогических закономерностей создания коллектива воспитанников и педагогов, коллектива, служащего воспитывающей средой. Отрадно отметить, что Макаренко и его педагогическая система стали широко известны и получили свое признание не только в нашей стране, но и за рубежом. И не случайно 1988 год – год столетия Антона Семеновича – был объявлен ЮНЕСКО годом Макаренко.