Тамара Иванкова - Сага о Тамаре

Я сидела в кабинете у онколога со спазмом в горле и набегающими слезами, а она терпеливо объясняла:

– У нее разрушается позвоночник, двух позвонков практически нет и процесс идет. Возраст, слабое сердце, операция невозможна. Химиотерапию или лучевое облучение она тоже не выдержит. Что Вы ей сейчас колете?

– Обезбаливающее. Вольтарен или диклофенак. Терапевт назначил. Как только кончается действие укола, боль зверская.

– Бедняжка. Вольтарен, который Вы сейчас делаете, может вызывать желудочно-кишечное кровотечение. Я выпишу рецепт на опиодный анальгетик, но учтите! Терпите до последнего, иначе быстро наступает ухудшение. И не надо ей говорить. Сам диагноз убивает больше, чем болезнь, человек опускает руки.

Я купила лекарство, прочитала инструкцию, о ужас! Там такие побочные эффекты! И остановка дыхания может быть, и аритмия, и замедленное сердцебиение, тошнота, головокружение, понос, и некоторые лекарства в сочетании с ним, например, обычный лоперамид, может вызвать непроходимость кишечника.

«Какая злая боль!» – говорила она. И плакала. А я не могла себе позволить плакать. На моих запасах, на моей силе духа должны были удержаться мы вдвоем и не упасть в отчаяние и боль. Я сознательно не записывала, не вела дневник, чтобы сгустки этого негатива не жгли и не убивали равновесие и спокойствие. Мы должны были выстоять и победить. Один только раз. Ей было так больно! Я видела это, как боль скрутила ее щипцами, клешнями. «Мамочка!»

У меня тряслись руки:

– Сейчас-сейчас.

Я сделала укол, она еле стояла на слабых негнущихся ногах, опираясь на стул, и плакала. Я обняла ее сзади, всем телом согревая спину, и расплакалась, шепча:

– Потерпи, сейчас поможет.

Потом усадила ее на кровать, гладила по спине, она склонила голову ко мне на плечо и постепенно успокоилась. Я поняла потом, ее удивило, что с меня слетела обычная сдержаность, она сказала:

– Как ты так… себя проявила.

К тому времени была написана тысяча страниц воспоминаний, и я заторопилась, понимая, как важно это для нее, и как мало ей отмеряно времени. Поначалу я относилась к этому, как к психотерапии. Начнет она очередную историю рассказывать, а я ей говорю:

– Мне сейчас некогда слушать. Ты напиши, а приду и прочитаю.

– Так я же строчек не вижу и исправить не могу.

– И что? Картошку ты как-то приспособилась чистить. Ты пиши, а там разберемся.

Но чем больше я углублялась в перипетии ее жизни, тем больше мне хотелось сложить их в настоящее произведение, достойное внимания читателей, и я дала себе обещание закончить «Сагу о Тамаре», вернее, написать столько, сколько смогу, выбирая по крупицам из ее черновиков и из своей памяти эти местами смешные, иногда страшные, часто поучительные истории жизни обыкновенного человека двадцатого столетия…

Одиннадцатое января.

– Люба, а что ты меня все лечишь, каждый день по два укола делаешь, а я все не выздоравливаю? Какая у меня болезнь?

– Ты же лампочку не захотела глотать, врачи не смогли определить. Тебе Надя, психолог, привет передает. Помнишь, приезжала летом к нам в гости?

– Конечно, помню. Вся воздушная, светлая, в длинном платье. Она с обнимашками приехала, мне было приятно. Она же типа лечить меня приезжала? Вот не люблю я эти словечки «типа-типа», меня от них типает. Дала мне методику прощения себя, я честно писала по 70 пунктов в день, и даже в стихах! В общем, я всех простила, но не забыла.

– Да, как говорится, я человек не злопамятный, но память у меня хорошая. А себя простила?

– Вот это оказалось самое трудное. А что она сказала обо мне? Бабка болтливая? Выжила из ума?

– Ты что?! Восхищалась, говорит: «Это удивительно, сколько у нее энергии! Томочка – огонь!» Может, позвоним ей? Поговоришь. Что ты задумалась?

– Нет, Любочка, мне трудно напрягаться.

– В начале февраля Юля Сашеньку привезет, она заобнимает тебя.

Она хмурится:

– Я ее очень люблю. Она такая крепенькая, горячая, но мне так тяжело! Ей нравится меня трогать, гладить, щипать, а у меня болит вся кожа.

– Ничего. Включишь режим «бодрой бабушки».

– Это одна видимость. Я стараюсь изо всех сил, чтобы внуки и правнучки запомнили меня такой. Как мне Никита сказал: «Прабабушка – это не должность, это почетное звание. Бабушка – это обязанности, куча дел, внуки, а прабабушка должна сидеть на почетном месте и ничего не делать, от нее ничего не требуется. Как свадебный генерал».

Я каждый вечер говорю ей: «Я люблю тебя. Я люблю тебя всегда. Я люблю тебя, потому что ты есть. Я люблю тебя, потому что ты это ты. Я люблю тебя просто так. Я люблю тебя, даже когда не понимаю тебя. Я люблю тебя, даже когда ты сердишься на меня». Я разговариваю с ней ласково и спокойно, не позволяя себе ворчать и возмущаться. Узнав о маминой болезни, эти 30 фраз безусловной любви прислала мне Лиля, моя подруга, мой тренер, наставник по духовным практикам. Я выбрала из них и запомнила те, которые посчитала нужным. Сначала мне было трудно, непривычно, неловко. Мама подозрительно спрашивала: